— Пусть живет как хочет, хрен с ним, — сказал его командир и махнул рукой. И Твердов жил, как хотел, хотя его сильно тяготила ежедневная рутина армейской жизни.
Звали Андрея — «Белый клык», говорили, что когда он очень сердился, то он обнажал свои зубы, белые как жемчуг. От тюрьмы и дисбата или серьезных травм в многочисленных потасовках его всегда что-то спасало. Наверное, родился в рубашке.
Зимой он опять сидел на киче. Заступив в караул по гауптвахте разводящим, я с ним общался достаточно много времени.
Дело пахло дисбатом: Андрей покалечил пару человек. В одну из январских ночей ему не спалось, пошел покурить в туалет. Краем глаза увидел какие-то копошащиеся тени, почувствовал запах керосина.
В этом углу спал солдатик из Смоленска — Иван Смирнов. Он чем-то прогневал «хозяев» казармы, те решили его слегка проучить и одновременно повеселиться. Но поджигателями были парни его же призыва — два азербайджанца и один русский. Засунув между пальцев ног жертвы клочки бумаги и полив на ноги немного керосина, эти подонки подожгли его, бросив спичку.
Крик о помощи, яркое пламя, дикий полудебильный гогот, сотрясающий казарму. В проходе между кроватями метался полусонный Иван, не понимающий до конца, что произошло, смотря на свои горящие ноги.
— Помогите, помогите, я горю! — кричал он, безуспешно пытаясь погасить пламя. Горели его кальсоны, горел матрац. Едкий дым заполнил спальное помещенье.
Гнев охватил Твердова, он быстро выхватил из кровати металлическую дужку и начал от души лупить «шутников», оскаливая свои клыки. Те явно не ожидали такого поворота и практически не сопротивлялись.
Вскоре прибежал дежурный по полку, застал Андрея с окровавленной дужкой в руках и корчившегося на полу от боли Ивана. Пожар локализовали. Андрея посадили на гауптвахту, грозили дисбатом. Дело в том, что дежурный по полку капитан Исаев давно искал случая осадить зарвавшегося рядового. Личная неприязнь.
Они сцепились друг с другом, последовали крики, оскорбления, угрозы. Исаев выхватил табельный пистолет, пытаясь напугать «Белого клыка».
Андрей плюнул ему в лицо:
— Шакал поганый, пошел ты на х…й!
Капитан хотел вцепиться своими руками в горло Твердова, но, получив хороший удар справа, перелетел через кровать и, ударившись головой от тумбочку, потерял сознание. Так из защитника Андрей превратился в преступника. Этого ему не простят.
Мы стояли на улице. Морозная ночь, ярко светят звезды, догорает алым огоньком сигарета.
— Меня всё равно закроют, шакалы этого мне не простят. Найдут повод. А ты, Евгений, никого и никогда не бойся, не пресмыкайся ни перед «черными», ни перед «шакалами». И один в поле воин… Как я хочу на волю, в тайгу! Охотничал я немного с отцом… Ладно, пошли, поздно уже.
Я проводил его до камеры и закрыл дверь. Спустя несколько месяцев его осудили — год дисциплинарного батальона.
Старенький пазик увозил Андрея в Советскую Гавань, там находился дисбат. Увидя меня, он высунулся в окно и крикнул: «И один в поле воин!» Он что-то еще кричал, но ветер относил его слова. Офицер и прапорщик пытались оттащить его от окна. Автобус скрылся за поворотом, оставив после себя огромное облако пыли. Больше Андрея Твердова я не видел.
После расследования причин гибели летчика возобновились полеты. Наверстывая упущенное, днём и ночью ревели авиационные моторы. Советский Союз не жалел средств для поддержания боеготовности своей армии: в избытке был керосин, которым заправляли самолеты, на складах хранилось огромное количество бомб и снарядов. Некоторые используемые нами бомбы были изготовлены еще в 40-х годах.
В марте американцы затеяли очередные военные маневры в Японии (там находятся американские базы). Играли своими «мышцами» у наших границ. К нам на аэродром прилетели два истребителя-перехватчика МиГ-25 для наблюдения за их учениями. Огромные, скоростные, взлетая, они сотрясали пространство. Обслуживая один из самолетов, я слышал, как один из летчиков, приземлившись, рассказывал, что он оторвался от преследовавших его двух американских истребителей F-16 где-то у берегов Японии. Выполнив задание, МиГи через неделю возвратились на свою базу.
У нас тем временем практически ежедневно проходили полеты. Если их не было, то трудились на авиационных стоянках, выполняя профилактические работы.
В июне месяце я чуть было не погиб. Проходили очередные ночные полеты. Было тепло, на черном небе блестели мириады звезд. Я один шел пешком на авиационную стоянку, так как вся наша группа вооружения уже уехала, оставив меня для завершения работ у КП.