Западная Белоруссия и Западная Украина в 1939-1941 гг.: люди, события, документы

Практически сразу же стало очевидным, что одними арестами нельзя навести «большевистский порядок». Сами силовые органы признавали, что иной раз могли лишь частично ликвидировать подпольные структуры, подобные организации школьников в Пружанах. Поэтому стал применяться метод депортаций населения. НКВД готовил «списки на высылку национально-сознательных и всех классово-ненадежных элементов занятой территории», куда, безусловно, попадали подозрительные или тем более настроенные против Советов учителя. Особенно много учительства было вывезено во время одной из волн депортаций (в апреле 1940 г.). По некоторым подсчетам, только из бывшего Белостокского воеводства было депортировано около 300 учителей, большинство из которых (263 человека) ушли из жизни в местах ссылки К этим данным необходимо прибавить репрессированных учителей-офицеров резерва. На размеры акции по депортации повлияла кампания, развернутая после постановления Совета народных комиссаров от 22 апреля 1940 г., касающегося состояния школьных педагогических кадров «под углом их атеистического отношения к религии» По мнению А. Бобовика, подобными мерами обеспечивалась необходимая квалификация учителей для работы в следующем учебном году[586].

Выселение классово чуждых и ликвидация вражеских элементов напугала учителей, заставила надеть «маску лояльности», хотя, по мнению власти, взглядов своих они не изменили[587]

Белорусская историография, после исследований А. Хацкевича, оперирует данными о как минимум 120 тыс. депортированных из западных областей БССР. Польские историки в своих расчетах приводят цифры в три-четыре раза большие. Причем говорится, что число детей не старше 16 лет, депортированных из западных областей Белоруссии и Украины, доходило до 140 тыс. Соответственно, на белорусскую долю припадает около 50 тыс. детей, которых вывозили вместе с семьями. В любом случае размах депортаций, направленных на элиминацию антисоветского элемента, был велик, и поставленные задачи были частично выполнены. Следовательно, меры, предпринятые советской властью для контроля в отношении учителей, по своей жесткости не шли ни в какое сравнение с дискриминацией учительства во II Речи Посполитой, что не могло не вызвать различного рода реакций со стороны педагогов.

Большевистские репрессии в системе образования имели не только открытый, но и латентный характер. Цели их были одинаковыми — скорейшая советизация просвещения. Однако методы осуществления различались. Дифференциацию мероприятий советской власти наглядно отражает схема, составленная на основе проведенного анализа (рис. 1).

Широкое распространение приобрели случаи увольнения преподавателей и исключения учащихся. Сам факт, что педагог работал в «буржуазной» школе, вызывал подозрение. А если ситуация осложнялась отсутствием рабоче-крестьянского происхождения, не говоря уже о малейших про явлениях антисоветизма, учителя однозначно увольняли. Особенно массовые увольнения-чистки происходили в 1939/1940 учебном году, что негативно сказывалось на качестве учебного процесса. По Барановичской области недопущенных к работе в реорганизованной школе оказалось около 200, по Брестской — до 250 учителей. Вместо тех 250 «учителей, из коих подавляющее большинство были выходцы из чиновников, духовенства, купцов, помещиков и кулаков», были «назначены на работу бывшие безработные учителя, бывшие политзаключенные и революционно настроенные».

Такие радикальные меры вскоре принесли результат и дали основания органам советской власти рапортовать, что «за время после реорганизации школ города (Гродно — А. Т.) и перехода их на советские программы преподавания, партийные и советские организации города оказали помощь школам в наведении большевистского порядка, парторганизация сплотила учительский коллектив, значительно очистила его от враждебных элементов». Таким образом, уж в первый учебный год силовыми методами представители власти в основном «разобрались» с проблемой тех педагогических кадров, которые достались им в наследство от II Речи Посполитой: часть их была репрессирована (количество элиминированной польской интеллигенции в западных областях БССР, по некоторым оценкам, составляет 80 %), а большинство остальных этим запугано.