Западная Белоруссия и Западная Украина в 1939-1941 гг.: люди, события, документы

По словам Ф. Гальдера, 20 сентября, в среду, начались трения с Россией[176] из-за Львова. Начальник оперативного отдела Верховного главнокомандования вооруженными силами Германии А. Ёдль предлагал действовать совместно с русскими и неотложно улаживать разногласия на месте. В случае территориальных претензий немцы должны были очищать занятые территории. Тогда же было постановлено, что немецкие войска оставят Львов. Ф. Гальдер назвал 20 сентября «днем позора немецкого политического руководства». Немецкое командование, чтобы избежать обострения политической обстановки, приняло решение об окончательном определении демаркационной линии по реке Сан[177]. Ф. Гальдер об этом эпизоде писал: «Форман[178] (докладывает). Для удовлетворения настойчивых требований Ворошилова фюрер принял решение об окончательной демаркационной линии[179], о чем сегодня будет окончательно объявлено. Она проходит по р. Пяса, р. Нарев, р. Висла, железная дорога вдоль Сана, Перемышль (от Хырова до перевала — неясно). Фюрер хочет, чтобы впереди этой линии не погиб ни один наш солдат»[180].

21 сентября в 4 часа утра в результате переговоров с командованием Красной армии было достигнуто соглашение об эвакуации немецких войск за демаркационную линию и занятии оставленных населенных пунктов советскими войсками. Эвакуация войск вермахта должна была быть закончена 4 октября. Части Красной армии должны были занимать оставленные немцами пункты через 24 часа после ухода немецких войск.

Немецкое командование придавало большое значение тому, чтобы не допустить разрушения важных стратегических объектов — больших городов, аэродромов, вокзалов — при их передаче советской армии.

Позже И. Риббентроп во время переговоров в Москве со И. Сталиным и В. Молотовым 27 сентября 1939 г. сказал, что «установленная обеими сторонами военная программа была осуществлена в духе доброго и дружественного взаимодействия. Для немецкого военного руководства было нелегко оторвать действующие войска от противника и заставить их двигаться в обратном направлении. В районе действия 8-й немецкой армии это привело к тому, что поляки даже вообразили, что они обратили немецкие войска в бегство».

17 сентября в МИД Германии в 18 часов состоялась пресс-конференция зарубежных журналистов, посвященная входу советских войск в Польшу. На вопрос корреспондента Литовского телеграфного агенства «Эльта» в Берлине Каупаса, определена ли линия, на которой в Польше встретятся армии СССР и Германии, заместитель заведующего Отдела печати МИД Германии Г Браун фон Штум ответил, что эта линия примерно соответствует предложениям, которые сделала Германия Советской России во время мирной конференции в Брест-Литовске. Он показал ее на карте, протянув от границы с Латвией до Белостока, включая третью часть Виленского края, далее до Бреста, оттуда в направлении Львова, не присоединяя Галицию, которая принадлежала Австрии. Браун фон Штум отметил, что на земли восточнее линии бывшей границы Российской империи Германия не может иметь никаких претензий, и эта линия, по его собственному убеждению, может стать местом встречи двух армий. Он употребил выражение «конгрессовая Польша» и высказал мысль, что вряд ли Советская Россия будет иметь претензии на ту часть Украины, которая раньше находилась в составе Австрии.

Часом раньше состоялась пресс-конференция в Министерстве пропаганды, на которой руководитель отдела печати этого министерства профессор Бёмер утверждал, что СССР договорился с Германией относительно своей военной кампании в Польше, а договор о ненападении является одновременно и пактом о консультациях.

Вход советских войск на территорию Польши имел сильный международный резонанс[181], однако произошел без каких-либо протестов со стороны западных государств. Как вытекало из донесений посланника Литвы во Франции П. Климаса министру иностранных дел Литвы Ю. Урбшису о своем разговоре 19 сентября с полпредом СССР во Франции Я. З. Сурицом на следующий день после встречи последнего с Даладье, французский премьер-министр «был опечален, однако не раздражен, был спокоен и тверд». Особенно его интересовали вопросы о сотрудничестве СССР и Германии в польских делах, в частности «был ли этот поход русских согласован с немцами, или он состоялся спонтанно, из-за новых обстоятельств. Потом спросил дополнительно, идет ли Москва заодно с Берлином в разрешении проблем мира и войны». Советский дипломат, на его взгляд, выразил позицию советского правительства, как ее понимал, а для точного ответа обещал запросить Москву. Климас спросил Сурица, что Россия собирается делать с занятыми территориями и где закончится протекция Красной армии белорусам и украинцам, на что последний не смог ответить, упомянув только, что возможно придется организовать референдум[182].