Западная Европа. 1917-й.

Явилось ли это результатом воинственных призывов экстремистской прессы, или какие-то сведения о закулисных интригах экстремистов просочились в итальянские политические круги, но многие в Италии серьезно опасались в 1917 г. установления военной диктатуры, а депутат Де Феличе Джиуфрида назвал даже позднее «подлинным чудом»^{330} то, что Кадорна не стал диктатором Италии.

Он ошибался. Италия 1917 г. не стала еще Италией 20-х годов XX в., и подавляющее большинство итальянских буржуа и политических деятелей еще были в 1917 г. за сохранение парламентской формы правления. И даже среди многих более умеренных сторонников «сильной власти» интриги Муссолини и его друзей встречали осуждение и отпор.

«Эти люди не отдают себе отчета в реальном положении вещей. Они не понимают, что, если не действовать с осторожностью, можно вызвать катастрофу. Если эти одержимые войной выйдут на улицу… в Италии может произойти то же, что произошло в России», — говорил в частной беседе лидер социал-реформистов Биссолати^{331}.

Против тех, кто мечтал «об абсурдных государственных переворотах», выступила интервентистская «Коррьере делла сера». Приватные советы «сохранять спокойствие» дабы не вызвать антивоенного взрыва в стране^{332}, давал экстремистам и А. Саландра[29] — политический деятель, имя которого неразрывно связано с вступлением Италии в войну (а многие связывали его имя также и с организацией «майских дней» 1915 г.).

Не склонялась в то время к диктатуре и основная масса итальянских промышленников и монополистов. Показательна в этом отношении программа, принятая в июне 1917 г. Ассоциацией итальянских акционерных обществ — одним из ведущих объединений итальянских промышленников, в руководящие органы которого входили многие «киты» итальянской индустрии.

В программе было много дешевой демагогии, вроде призыва «отбросить предрассудки о роковом противоречии интересов нашего класса (буржуазии. — К. К.) и трудящихся классов», и был призыв объяснить рабочим, что «интересы этих двух классов идентичны». В ней утверждалось (и это уже не являлось одной только демагогией), что итальянские промышленники заинтересованы в проведении в жизнь социальных реформ, улучшающих жизнь рабочего, и должны «стать во главе движения за реформы, основанного на сотрудничестве классов». «Так шаг за шагом, — говорилось в программе, — мы будем уменьшать расстояние — моральное, умственное, психологическое — между двумя классами»^{333}.

При всем демагогическом характере документа, который в значительной степени инспирировали националисты, программа эта все же свидетельствовала о том, что члены Ассоциации в 1917 г. еще хотели строить свои отношения с рабочими на основе привычного метода больших обещаний и мелких уступок, а не открытого применения силы.

После Туринского восстания (о нем ниже) реакционные настроения среди промышленников усилились, в их среде начали раздаваться требования сохранить установленный на милитаризованных предприятиях режим и на какое-то время после войны. Идея эта не получила, однако, поддержки большинства. Как писала 9 сентября 1917 г. «Оссерваторе романо», «не только рабочие отнесутся после войны к подобному режиму без всякой симпатии», но и «общественное мнение затруднит поддержание такой дисциплины».

Уже в октябре 1917 г. джолиттианская «Стампа» четко сформулировала позицию либеральной буржуазии в вопросе о взаимоотношениях промышленников и рабочих.

Для хорошей работы предприятия, утверждала редакционная передовая этой газеты, необходимо, чтобы «промышленник признал права рабочего, а рабочий — права промышленника». Опыт показывает, что, чем более образован и лучше оплачивается рабочий, тем устойчивей социальный мир на предприятиях. «Промышленный прогресс требует как своей предпосылки политической свободы, специального образования, уважения к достоинству капитала и труда»^{334}.

Столкновение двух различных взглядов на методы управления массами особенно резко проявилось в Турине. С затяжкой войны в этом городе скоплялось все больше «горючего материала», и префект Турина — Вердинуа еще осенью 1916 г. безуспешно ставил перед Орландо вопрос о роспуске туринской секции ИСП (в которой было много левых, по-боевому настроенных социалистов) и городской палаты труда. В марте 1917 г., после попытки туринских рабочих «сделать, как в России», тот же префект и столь же безуспешно обратился к Орландо с просьбой объявить город на осадном положении.

Летом 1917 г. обстановка в Турине становилась все тревожней. И префект вновь и вновь призывал Орландо ввести в городе осадное положение.

Но Орландо боялся репрессиями «спровоцировать массы». Он рассчитывал в случае, если положение еще больше обострится, на помощь правых социалистов.