Западная философия от истоков до наших дней. Т. 3. От Возрождения до Канта

Нет нужды описывать здесь тот пыл и рвение, с которыми в кропотливой библиотечной работе исследовались древние рукописи и в новых интерпретациях возрождалась латинская и греческая классика. Не будем останавливаться на событиях, которые привели к вновь обретенному знакомству с греческим языком, теперь считающемуся основным духовным богатством человека просвещенного (первые кафедры греческого языка и литературы были учреждены в XIV веке, но наибольшее распространение греческого произошло в XV веке; в частности, сначала Ферраро-Флорентийский Собор в 1438—1439-м и немного позже падение Константинополя в 1453-м побудили некоторых ученых византийцев переселиться в Италию, что привело к широкому распространению греческого языка). Наконец, не будем останавливаться на сложных вопросах, касающихся подготовки эрудитов и связанным с этим усердием в изучении греческого языка; действительно, эта задача по плечу изучающим историю вообще и историю литературы в частности.

Мы стремимся вместо этого дать понятие о двух самых известных интерпретациях термина «гуманизм», которые охватывают весь спектр его философского значения.

С одной стороны, П. О. Кристеллер стремился сильно ограничить или даже просто исключить философское и теоретическое значение гуманизма. По мнению ученого, нужно было оставить термину технический смысл, ограничивающийся сферой дисциплин риторико-литературных (грамматикой, риторикой, историей, поэзией, философией морали). Кристеллер полагал, что гуманисты того периода, что нас интересует, были переоценены, им присвоили заслугу в деле обновления мысли, которой они в действительности не имели, поскольку если и занимались философией и науками, то лишь косвенно. В общем, по Кристеллеру, гуманисты не были истинными реформаторами философской мысли, потому что совсем не были философами.

Приведем некоторые его характерные утверждения: «Гуманизм эпохи Возрождения не был философской системой, это была скорее культурная и педагогическая программа, которая разрабатывала важный, но ограниченный сектор знания. Этот сектор имел в качестве своего главного центра группу предметов, которые касались в основном не классических наук или философии, но того, что приблизительно может быть названо литературой. Были в этой особенной озабоченности словесностью, заставлявшей гуманистов посвящать себя изучению греческого и особенно латинского, черты, впоследствии присущие второй половине XVIII века. Кроме того, гуманитарное образование включает философию и этические дисциплины, но исключает логику, философию природы, а также математику, астрономию, медицину, право и теологию, с той целью, чтобы упомянуть некоторые предметы, которые имели явно определенное место в программах университетов и в классификационных схемах того времени. Нам кажется, что этот ясный и простой факт дает неопровержимое доказательство несостоятельности попыток связать гуманизм эпохи Возрождения со всем комплексом философии, науки или культуры того времени».

Как доказательство в пользу собственного тезиса Кристеллер использует, между прочим, тот факт, что на протяжении всего XV века итальянские гуманисты не претендовали на замену средневековой энциклопедической системы знания на другую, новую и что, «напротив, они сознавали, что их предмет изучения занимал место вполне определенное и ограниченное в пределах всей системы знания». Таким образом, гуманизм не представлял, как показано, «полной суммы наук итальянского Ренессанса».

Поэтому, согласно Кристеллеру, для понимания эпохи важно, что к традиции аристотелизма, занимавшейся по преимуществу философией природы и логикой, вне Италии (по большей части в Париже и в Оксфорде) обращались издавна, в то время как в Италии только с XVI века. Кристеллер пишет, что «традиция итальянского аристотелизма началась со второй половины XIV века и не прерывалась на протяжении XV, XVI и большей части XVII века».

Этот «ренессансный аристотелизм» выдвинул собственные методы «схоластики» (чтения и комментария текстов), но под влиянием гуманистов побуждал мыслителей-перипатетиков возвращаться к греческим текстам Аристотеля, оставлять традиции латинского средневековья и использовать труды греческих комментаторов, а также других греческих мыслителей.