Западная философия от истоков до наших дней. Т. 3. От Возрождения до Канта

Кандид спрашивает Панглоса, что так обезобразило его внешность. Тот отвечает, что причина в любви. Кандид возражает: разве такая прекрасная причина может вызвать столь ужасное следствие? И получает ответ Панглоса: «Дорогой Кандид, вы помните Пакету, грациозную камеристку нашей величественной баронессы? В ее объятиях я наслаждался райским блаженством, вызвавшим адские муки, разрушившие меня. Она была заражена и, думаю, от этого умерла. Пакета получила подарочек от одного истинно мудрого францисканца, желавшего добраться до источника знаний; он, в свою очередь, получил это от одной старой графини, позаимствовавшей недуг у капитана кавалерии, обязанного болезнью некой маркизе, подхватившей ее у пажа, который подцепил заразу у иезуита, молодым перенявшего ее непосредственно у одного из соратников Христофора Колумба. Что касается меня, то я уже никому ее не передам, так как скоро умру». После подобного описания омерзительной истории Кандид спрашивает у Панглоса, не был ли родоначальником этой генеалогии сам дьявол, на что «достойный» Панглос отвечает: «Ничего подобного. В лучшем из миров это вещь неизбежная, необходимая составная часть целого. Если бы Колумб не открыл на одном из островов Америки этой хвори, отравляющей источник размножения и часто прекращающей его, что, несомненно, противоречит предписаниям природы, тогда бы у нас не было ни шоколада, ни кошенили. Следует еще заметить, что до сегодняшнего дня на нашем континенте эта болезнь является, как и ученые полемики, абсолютно нашей. Ни турки и индусы, ни персы и китайцы, ни сиамцы и японцы пока с ней не знакомы, однако существует достаточное основание для того, чтобы вскорости они ее узнали. Через некоторое время изумительного развития армады хорошо обученных наемников будут решать судьбы государств; вот тут можно поклясться, что когда тридцать тысяч человек бьются против такого же числа войск противника, в каждой из сторон будет не меньше двадцати тысяч сифилитиков».

Когда они добрались до порта Лиссабона, один добрый и благородный анабаптист, облагодетельствовавший Панглоса и Кандида, пытаясь оказать помощь упавшему в море моряку, который прежде с ним грубо обошелся, утонул сам. «Подойдя поближе, Кандид увидел своего благодетеля, который на мгновение снова показался на поверхности воды и затем был поглощен ею навсегда; он хотел броситься за ним в море, но философ Панглос не позволил ему этого, доказав Кандиду, что лиссабонский рейд специально был создан для того, чтобы злосчастный анабаптист в нем утонул». Когда они вошли в город, то заметили, как неожиданно земля начала дрожать, море, вскипая, выплеснулось на порт, срывая корабли с якоря; площади покрылись вихрями пламени и пепла, дома рушились. Под развалинами остались тридцать тысяч жителей города. Панглос изрек: «Это землетрясение — вовсе не невидаль; город Лима в Америке испытал то же самое в прошлом году: одни и те же причины вызывают одни и те же следствия. Наверняка должен существовать под землей Лимы слой серы, доходящий до Лиссабона». Кандид ответил: «Нет ничего более вероятного. Но, ради Бога, немного масла и вина!» Панглос возразил: «Как это — вероятного? Я считаю, что вопрос решен».

На этом приключения обоих героев не заканчиваются. Однако из вышесказанного уже ясно, что представляет собой «Кандид» и что Вольтер хотел сказать. В конце концов, после очередных бурных злоключений персонажи оказались в Константинополе (в действительности Кунигунда не погибла, но стала ужасающе уродливой); здесь Кандид, Панглос и еще один философ, Мартен, повстречали мудрого старого мусульманина, не интересующегося политикой, не дискутирующего о предустановленной гармонии и не путающегося в чужие дела: «У меня только двадцать югеров земли, которые я возделываю со своими сыновьями; работа помогает нам прогнать три величайших зла: скуку, дурные привычки и нужду».

Именно мудрость старого турка некоторым образом приводит в чувство трех философов. Панглос разглагольствует об опасности упомянутых зол, но Кандид знает теперь о необходимости возделывать свой сад. Мартен присоединяется к нему: «Давайте работать, а не дискутировать — это единственный способ сделать жизнь сносной».

«Необходимость возделывать наш сад» — не бегство от жизненных забот, а наиболее достойный способ ее прожить, изменяя к лучшему по мере возможности. Не все плохо в мире, но и не все хорошо. Мир полон проблем. Задача каждого — не уклоняться от наших проблем, а делать все возможное для их решения. Наш мир — отнюдь не самый худший из возможных миров, хотя и не самый лучший. «Возделывать наш сад» — необходимость смотреть в лицо трудностям, чтобы этот мир мог постепенно улучшаться или, по крайней мере, не становиться хуже.

Основы веротерпимости