Человек поддается объяснению как и любая другая природная реальность. Животный организм Аристотель объяснял как функцию «чувствующей души». Естественно, Телезио не может принять этого тезиса, он чувствует необходимость отличительного признака, отделяющего человека от всего остального, поэтому прибегает к тому, что называет «духом, производным от семени»
Телезио сразу предупреждает: в человеке помимо «духа» есть нечто большее — «род божественной и бессмертной души». Это, однако, способствует объяснению не природных черт, а лишь тех, которые выходят за пределы его природы и о которых мы скажем ниже.
Знание в разнообразных формах Телезио объясняет вмешательством «духа», который воспринимает изменения и движения, вызываемые в чувствах вещами. Иными словами тепло и холод, вступая в контакт с организмом, вызывают движение, расширение и сужение «духа», и таким образом рождается восприятие, т. е. осознание модификаций.
Понимание вырастает из ощущения, а точнее, из сходства между воспринятыми вещами, которое мы констатируем, воспоминание о которых мы сохраняем и распространяем путем аналогий на другие вещи, в настоящий момент не воспринимаемые. Например, когда мы видим молодого человека, разум нам подсказывает, что он состарится. Это «старение» не воспринято нами, ибо еще не наступило, и поэтому оно не может вызвать у нас подобного ощущения; однако мы можем «осознать его» с помощью прошлого опыта и сравнения того, что мы воспринимали раньше, с тем, что воспринимаем сейчас.
Телезио ясно говорит, что вовсе не презирает разума, более того, что разуму следует доверять, «как и чувствам». Но чувство вызывает больше доверия, чем разум, поскольку воспринятое чувством не нуждается в последующем исследовании. Сама математика, по Телезио, основана на чувстве, сходствах и аналогиях, как уже объяснено выше.
Природная мораль (этика)
Нравственная сторона жизни человека, по крайней мере на первом уровне, может быть объяснена природными началами. Добро для человека, как и любого существа, — это его самосохранение, а зло — то, что наносит ему ущерб и ведет к разрушению. Радость и печаль также включены в это объяснение через сохранение и разрушение. Радостно то, что услаждает «дух»; а услаждает «дух» то. что оживляет его и таким образом создает благодатную силу. Печально то, что гнетет и подавляет «дух»; а гнетет дух то, что ему вредно. Таким образом, радость — это «ощущение сохранения», а печаль — «чувство разрушения».
Радость и печаль имеют четкую функциональную задачу. Радость не может быть конечной целью, к которой мы стремимся, она средство, помогающее достичь этой цели, которой является, как мы уже сказали, самосохранение. В общем, все, чего желает человек, направлено на такое сохранение. И добродетели, если их рассматривать с природной точки зрения, направлены на достижение той же цели, потому что они способствуют сохранению и совершенствованию «духа».
Божественная трансценденцня и душа как сверхчувственное существо
Телезио, как мы уже отметили, в объяснении природной реальности использует натуралистическую редукцию, но он далек от того, чтобы придавать этой редукции метафизический статус. Неоспоримо, что Бог как Создатель возвышается над природой, но необходимость обращения к Нему в физическом исследовании Телезио отрицает.
В этой связи интересно заметить, что Телезио осуждает Аристотеля за то, что он слишком метафизичен, но в физике выдвигает прямо противоположное возражение. Понятие Бога, сведенное Аристотелем к функции «вечного двигателя», совершенно неудовлетворительно. Телезио прямо пишет, что Аристотель «вызывает не только критику, но и отвращение». Движение неба могло быть вызвано самой его природой. Бог здесь ни причем. Во всяком случае, куда лучше представлять Бога не проявляющим такой активности. Неприемлемо, что Аристотель отказывает Богу в доверии по отношению к людям. Таким образом, Бог Телезио — библейский Бог, Создатель и правитель мира. От Его творческой активности зависит и эта «природа», устроенная так, как мы видели, и высшее предназначение людей в сравнении со всеми другими существами.
От Бога исходит «данный свыше ум», разумная бессмертная душа. Душа едина с телом, и особенно с природным «духом», будучи его формой.