В заключение Сантаяна делает одно очень важное замечание: «На основании различных соображений представляется, что весь разумный человеческий дискурс принимает реалистические предпосылки; таким образом, эти доказательства, как я их осмеливаюсь называть, необходимо являются круговыми: без принятия реализма было бы невозможно доказать реализм чего-либо еще. То, что я пытался показать, есть лишь то, что биология, психология и логика требуют и усиливают это предположение, а не то, что лицо, желающее освободиться от биологии, психологии и логики, должно быть реалистом.
Вы не можете доказать реализм полному скептику и идеалисту; но вы можете показать честному человеку, что он не является полным скептиком и идеалистом, но в душе своей он реалист. Пока он жив, его искренняя философия должна придерживаться предположений, являющихся условиями его жизни, а не разрушать их» (41, 183–184).
Таким образом, очевидно, что центральным понятием критического реализма является сущность. Это понятие дает ответ на вопрос: с чем же имеет дело сознание, воспринимая или мысля какой-либо объект, будь он материальным или идеальным. Что это не может быть сам объект, ясно из убедительной критики неореалистической концепции. В то же время критические реалисты не разделяют скептическую позицию, выражающую сомнение в возможности достоверного знания чего бы то ни было и прежде всего — эмпирических вещей. Они убеждены в том, что человек так или иначе познает независимую реальность.
Повторим еще раз, что, если не прибегать к заманчивой и возможно наиболее эффективной метафоре «отражение», подвергавшейся острой критике еще в период, предшествующий возникновению неореализма, то придется признать, что критические реалисты предложили достаточно интересное решение проблемы: на основании множества ощущений, вызываемых познаваемым объектом, складывается их чувственное единство или sense data, логический концентрат которого или его значение и представляет собой сущность. В случае идеальных (например, математических) объектов дело может обходиться без первого звена, то есть ощущений: прямоугольный треугольник представляет собой чувственную наглядность, но он вовсе не обязательно должен вызывать какие-то реальные ощущения.
Упорная настойчивость критических реалистов в признании реальности объекта познания, особенно, если он имеет эмпирический характер, доходила до сближения позиции критических реалистов с материализмом. Это буквально и произошло с одним из авторов «Очерков» Роем Вудом Селларсом, который в конце жизни пришел даже к принятию материалистической «теории отражения» (22).
Что касается Сантаяны, то он сосредоточил свое внимание на разработке понятия «сущность». Сантаяна придал этому понятию своего рода метафизический характер, объявив сущности вечными и неизменными и включив их в своей последовавшей философской системе в особое «царство бытия, в царство сущностей».
Остается кратко сказать еще о том, как критические реалисты решают проблему заблуждения, ошибки, то есть проблему, явившуюся камнем преткновения для неореализма. Рассмотрению этой проблемы в сборнике посвящена специальная статья А. К. Роджерса, хотя так или иначе она затрагивается и другими авторами.
«Определение заблуждения, которое, как я полагаю, должна предложить теория, рассматриваемая в данной книге, может быть сформулировано очень просто и кратко… Когда мы „знаем“ какой-то объект, мы приписываем некоторую „сущность“ — характерную особенность или группу характерных черт — некоторой реальности, существующей независимо от познавательного процесса. Поскольку же истина есть тождество этой сущности с действительным качеством указанной реальности, то заблуждением является отсутствие такого согласия и приписывание идеального качества тому, что мы ошибочно считаем реальным, или приписывание реальности неправильного качества вместо правильного. Я считаю очевидным фактом то, что на уровне обыденной речи такое утверждение имеет совершенно понятный смысл, который, кроме того, соответствует тому, что обычный человек имеет в виду, когда он говорит об истине и заблуждении» (41, 11 7–1 1 8).
Если рассуждать в терминах теории познания критического реализма, то против подобного определения природы заблуждения трудно что-либо возразить. Конечно, могут возникнуть вопросы о психологических или иных причинах описанных типов заблуждений. Трудно возразить также против определения истины, как тождества «сущности» с действительным качеством или с совокупностью характерных особенностей рассматриваемой реальности.
Во всяком случае здесь не возникает тех проблем, в которые неизбежно вовлекает теория заблуждения, развиваемая неореалистами, или вернее, их неспособность предложить какую-либо вразумительную теорию. В то же время очевидно, что центральное понятие, являющееся краеугольным камнем всей философской теории критического реализма, понятие «сущности» остается наиболее спорным как с точки зрения его содержания, так и с точки зрения его возникновения и правомерности его использования в теории познания.