Западня

Ревность довела его до такого состояния, что О'Мой больше не мог сохранять спокойствие духа. И дело было не только в том, что он видел, но и в том, что знал. Он вдруг остро ощутил разницу в возрасте с Юной, потревоженная память настойчиво возвращала его к тому, что он слышал о Тремейне, когда был еще только женихом Юны, — дескать, этот ее юный поклонник слишком беден, чтобы сделать ей предложение или получить согласие, если бы он его все же сделал. Старая рана, нанесенная тогда О'Мою этими разговорами, теперь вновь открылась. Он вспомнил, как шесть недель назад в этой самой комнате, когда они впервые узнали о выходке Батлера, именно заботясь о Юне, Тремейн побуждал его выручить негодяя-шурина. С растущей горечью О'Мой вспомнил, что именно по просьбе Юны взял его к себе в штаб. На какое-то время убежденность в искренности Тремейна, в его непоколебимой дружбе, возрастая, гасила огонь его испепеляющей ревности. Но глазам своим он тоже не мог не верить, и в его душе вновь разгорался все тот же огонь, превращая ее в факел, пылающий стыдом и гневом. Он поступил безрассудно, женившись на девушке в два раза моложе себя, и поступает еще более безрассудно теперь, заставляя ее страдать от прежней любви к человеку, который сейчас находится рядом с ней, думал О'Мой.

Но он останется последовательным в своем безрассудстве и готов покорно принять любые его плоды, кроме бесчестья. Сквозь мрак его слепого гнева пробился наконец луч благоразумия. Лучше удалить причину позора, подумал О'Мой, чем потом мстить. Такие пятна не смываются местью. Рогоносец останется рогоносцем, даже если он и отнимет жизнь человека, который доведет его до этого позора.

Тремейн должен удалиться прежде, чем это зло свершится. Пусть отправляется к себе в полк и не в доме О'Моя, а там занимается своими подрывами-подкопами.

Приняв решение, сэр Теренс почувствовал облегчение и, энергично поднявшись из-за стола, пружинящим шагом двинулся по комнате, сложив руки за спиной. У окна он замер, пораженный внезапной мыслью, вспыхнувшей в его истерзанном ревностью мозгу: а что, если самое страшное уже свершилось? Какие у него есть доказательства обратного?

Дверь открылась, и в комнату быстро вошел Тремейн.

— Ну и чертовщина, сэр, — заговорил он с курьезной смесью фамильярности к другу и почтительности к начальнику.

О'Мой молча смотрел на него недобрым взглядом, думая о чем угодно, только не о неприятностях, которые явно скрывались за словами и жестами капитана.

— Из штаба только что прибыл капитан Станоп с сообщением для вас. Произошла большая неприятность, сэр. Депеши из дома, привезенные на «Тандерболте», которые мы отправили отсюда три недели назад, попали к лорду Веллингтону только позавчера.

Сэр Теренс встревожился.

— Капитан Гарфилд, который их повез, поссорился в Пенальве с офицером из бригады Аксона. Между ними состоялась дуэль, и Гарфилду прострелили легкое. Две недели он пребывал между жизнью и смертью. Депеши, естественно, лежали без движения, пока он не оправился настолько, что вспомнил о них, после чего передал с кем-то. Но вам лучше увидеть самого Станопа.

Зашел адъютант, с ног до головы забрызганный грязью. Волосы его были покрыты густым слоем пыли, на лице читалась жуткая усталость — то были следы завершенного им только что нелегкого пути. Но держался он бодро: повторив все то, о чем рассказал Тремейн, он добавил еще кое-какие подробности.

— Этот несчастный отправил лорду Веллингтону письмо, написанное под его диктовку, в котором каялся, что не мог избежать дуэли, потому что его честь не оставила ему выбора. Я не думаю, что какая-то другая особенность данного дела рассердила его светлость больше, чем это глупое оправдание. Милорд рассказал, что когда сэр Джон Мур остановился в Эррериаше во время своего отступления к Ла-Корунье[35], он отправил передовой дивизии инструкции остаться в Луго[36], где собирался дать сражение. Депеша была передана сэру Дэвиду Бэрду одним из адъютантов сэра Джона, но сэр Дэвид отправил ее вперед с одним солдатом, который в дороге напился и потерял ее. Это, сказал лорд Веллингтон, случаи одного порядка, с той лишь разницей, что если простой солдат может не понимать важности порученной ему миссии, то такое непонимание непростительно для капитана Гарфилда.

— Что ж, слава богу, — сказал нахмурившийся было сэр Теренс. — Мне подумалось, что он подразумевал мою неосторожность в выборе посланца, как в случае с сэром Дэвидом Бэрдом.

— Нет, нет, сэр Теренс. Я просто повторил слова лорда Веллингтона, чтобы вы представили, как сильно он разгневан. Когда Гарфилд совсем оправится от своей раны, он предстанет перед военным судом. Пока он находится под домашним арестом, как и его противник по дуэли, майор Сайкс из 23-го драгунского. Обоих разжалуют, нет сомнения. Но это еще не все. Данное происшествие вместе с прежним делом майора Беркли побудило лорда Веллингтона предпринять шаг, инструкции относительно которого содержатся в этом письме.