Западня

Юна попыталась утешить его, но это было нелегко.

— А теперь ты, — сетовал он, — оказываешься столь бесчувственной, что хочешь пойти прямо к Теренсу и объяснить ему, что здесь делал Тремейн. Ты могла бы, по крайней мере, соблюсти приличия, дождавшись моего ухода, и иметь милосердие, чтобы дать мне возможность отправиться в путь прежде, чем ты пустишь ищеек по моему следу.

— О, Дик, Дик, как ты жесток! — воскликнула Юна. — Как ты можешь говорить мне такие безжалостные веши, когда я только и думаю о том, как тебя спасти.

— Тогда больше не убеждай меня в том, что надо все рассказать Теренсу.

— Не буду, Дик, не буду. — Она усадила брата на диван рядом с собой и, гладя его по взъерошенным рыжим волосам, постаралась успокоить:

— Знаешь, я не сообразила, точнее, я даже не думала об этом. В тот момент я так беспокоилась за Неда.

— Я же сказал тебе — он в этом не нуждается, — повторил Дик. — Неду ничто не грозит. Тебе следует повторять то, что ты сказала им с балкона, — что ты слышала крик и, выглянув посмотреть, что там случилось, увидела Тремейна, склонившегося над телом. Ни слова больше и ни слова меньше, не то все обернется против меня.

Глава XIV ЗАЩИТНИК

Не думаю, что в эту ночь в доме на Монсанту из четырех основных действующих лиц этой трагикомедии, за возможным исключением леди О'Мой, кому-то удалось поспать. У каждого на то были свои причины. Про Сильвию мы уже знаем. Мистера Батлера снова беспокоила его нога, впрочем, помимо боли открывшейся раны, его сон успешно отгоняли мысли о будущем. Что же касается сэра Теренса — его случай был наиболее достойным сожаления. Этот человек, всю свою жизнь проявлявший искренность и простодушие в большом и малом, человек, который ни разу не опустился до того, чтобы в чем-то покривить душой, вдруг почувствовал, что столкнулся с низким, отвратительным лицемерием, прикрывающим гнусные, постыдные деяния, направленные против него. За подобное вероломство, говорил себе сэр Теренс, можно отомстить только вероломством, но подобного соображения оказывалось недостаточно, чтобы успокоить его протестующее чувство собственного достоинства.

В конце концов, однако, неудержимая жажда мщения — и мщения самого мучительного — всецело завладела его рассудком. Подлость завела капитана Тремейна в западню, в окружение, усмехнулся генерал, и, когда кольцо окончательно сожмется и сдавит его, сэр Теренс получит чудодейственный бальзам для своей души, терзавшейся из-за поруганной чести, в виде развлечения, которым ему послужат отчаянные, но тщетные попытки жертвы спастись. Перед капитаном Тремейном встанет жестокий выбор: покориться в мучительном молчании своей участи или, не выдержав, спасти свою жалкую жизнь, признав себя соблазнителем и предателем. Интересно будет наблюдать, как он станет выбирать, и его решение определит наказание, которое он понесет.

Сэр Теренс вышел к завтраку во дворик с посеревшим, осунувшимся лицом, но выглядел удивительно спокойно для человека, не привыкшего прятать под маской свои истинные чувства, и негромко поприветствовал свою жену и мисс Армитидж.

— Что ты собираешься делать с Недом? — таков был первый, ошеломивший его, вопрос жены.

О'Мой недобро посмотрел на нее, удивляясь твердости, с которой она выдержала его взгляд, но потом сообразил, что наглость — непременная черта всех развратных женщин, и переспросил:

— Что я собираюсь делать? Да ничего. Я к этому делу уже не имею никакого отношения. Меня могут попросить дать показания, могут даже пригласить заседать в трибунале, которому предстоит его судить. Но мои показания вряд ли ему помогут. Сделанные мной выводы будут, естественно, основываться на фактах, которые окажутся в распоряжении суда.

Ложечка, которую Юна судорожно сжимала в руке, громко звякнула о блюдце.

— Я не понимаю тебя, Теренс, Нед всегда был твоим лучшим другом.

— Безусловно, он делил со мной все, что мне принадлежало.

— И ты знаешь, — продолжала Юна, — что он не убивал Самовала.

— В самом деле? — Его взгляд несколько оживился. — И откуда же мне это известно?

— Ну… одним словом, я знаю, что это так.

Казалось, это заявление задело его. О'Мой подался вперед с каким-то напряжением, за которым скрывалось что-то жуткое, чего, однако, она не уловила.

— Почему ты не сказала об этом раньше? Откуда ты это знаешь? Что вообще ты знаешь?

— Я уверена, что он этого не делал.

— Да, да. Но что делает тебя такой уверенной? Тебе что-то известно, о чем ты не хочешь говорить?

Он видел, как под его горящим взглядом румянец медленно отлил от ее щек. Похоже, ее наглости есть предел, видимо, она еще не совсем потеряла стыд.

— Что мне известно? — запнувшись, переспросила Юна.

— Да, я спрашиваю именно об этом.

— Мне известно то же, что и ты знаешь, — нашлась она. — Я знаю Неда как человека, не способного на такие действия. Я готова поклясться, что он не делал этого.

— Понимаю — показания, основывающиеся на характере, самые «верные», — иронически поддержал ее муж.

О'Мой снова сел прямо и стал задумчиво помешивать свой шоколад.