Западня

Беззвучно шагая по толстому ковру, они оказались у ничего не подозревавшей девушки за спиной. И вот Сентак предстал перед ее взором.

При его неожиданном появлении Вандешах в испуге вскочила, из ее груди вырвался сдавленный крик.

– Господин де Сентак… – прошептала она.

Саиль бросил взгляд на это дитя, освещенное колеблющимся светом ночника, и тут же узнал ту, в кого был страстно влюблен.

– Вандешах! – в свою очередь воскликнул он, не в состоянии сдвинуться с места от изумления.

В течение минуты юная девушка и Сентак смотрели друг на друга. Первая дрожала всеми своими членами, глаза второго полыхали огнем неожиданного триумфа.

Что же до Мюлара, тоже узнавшего принцессу, то он склонился перед ней в глубоком поклоне и оставался стоять в этой смиренной позе, пока слово вновь не взял Сентак.

Тот тут же понял, какие преимущества дает ему присутствие Вандешах у постели жены.

– Было бы большой ошибкой пугать это дитя еще больше, – сказал он себе. – Своим поведением я должен ее успокоить, чтобы она не боялась здесь оставаться. От принцессы я смогу узнать, где ее прячут, повелительницу моего сердца, чтобы впоследствии найти и похитить.

Поэтому когда он вполголоса заговорил, в тоне его звучали нотки глубокого уважения, к которому примешивалась некоторая доля безразличия.

– Мадемуазель, я не мог уснуть, – сказал он. – Мою тревогу за состояние жены нельзя выразить словами. Думая о ней, я вспомнил, что когда-то в Индии учился лечить больных и пришел, чтобы…

– Несчастный! – дрожащим голосом воскликнула Маринетта.

– Что это значит? – спросил Сентак.

– Вы не приблизитесь к этой кровати! – продолжала юная девушка, преграждая Сентаку путь и устремив на него взгляд, недвусмысленно выдававший ее страх.

Перед саилем вновь возникло препятствие, которое он, придя к жене в столь поздний ночной час, казалось, устранил.

– Мадемуазель, – сказал он, прекрасно владея собой, – я не знаю, какие чувства побуждают вас говорить со мной подобным образом.

– Мадам де Сентак – моя благодетельница, – ответила Вандешах.

Услышав этот ответ, Мюлар и его хозяин тут же поняли, что если Эрмина была в курсе происходящего, то рассказал ей об этом не кто иной, как Маринетта.

– Мадемуазель, опомнитесь, – продолжал Сентак, – по всей видимости, от темноты, длительного бодрствования у постели больной и легкого испуга ваш разум немного помутился.

– Если вы приблизитесь к этой постели, я позову слуг, – сказала Вандешах.

– Зовите, если считаете нужным, – ответил Сентак, – странно, что вы позволяете обращаться со мной, как с врагом, рядом с этой постелью, на которой страдает женщина, носящая мое имя.

Маринетту эти слова поразили.

– Кто вправе помешать мне, – суровым голосом продолжал саиль, – дать жене снадобье, необходимое, как я полагаю, для исцеления от болезни, которая ее пожирает?

– Доктор запретил что-либо делать до тех пор, пока он в следующий раз не явится сюда с визитом, – отважилась возразить юная девушка, прекрасно чувствуя всю шаткость своих позиций.

– Ха! Мне нет никакого дела до доктора. Давай Мюлар, используй свое лекарство.

Маринетта встала перед кроватью и вытянула перед собой руки, чтобы не дать индусу что-либо сделать.

– Ну же, дитя мое, – сказал Сентак, – не мешайте нам.

И бесцеремонно взял девушку за руки.

– Вы затаили на меня обиду за то, что тогда между нами произошло, и теперь считаете, что я способен на самые гнусные преступления. Тем не менее уверяю вас, что я раскаиваюсь в том зле, которое могло быть вам причинено, и прошу у вас прощения.

Вандешах пожала плечами.

– Да и потом, если бы я хотел совершить что-то плохое, то разве не позаботился бы о том, чтобы куда-нибудь вас отослать, понимая, что вы будете опасным свидетелем?

Маринетта на мгновение задумалась и ответила:

– Пожалуй.

Потом немного помолчала и добавила:

– Если вы пришли сюда, чтобы сделать доброе дело, то не побоитесь прибегнуть к своему средству в присутствии не только меня, но и еще одного свидетеля. Я разбужу мадам де Мэн-Арди.

– Не надо, в этом нет надобности.

– Нет надо! – настойчиво заявила девушка.

Терпение Сентака было на исходе.

– Несчастная! – наконец взорвался он. – Вы забываете, что я могу погрузить вас в состояние летаргии, подобное тому, в котором вам однажды уже довелось побывать.

Эта угроза повергла Маринетту в трепет.

– Если бы я пришел сюда ради черного дела, то разве стал бы посвящать вас во все его подробности?

Бедное дитя будто онемело. При мысли о том, что она может лишиться чувств и оказаться во власти этого человека, перед которым девушка испытывала такой же страх, как перед страшным чудовищем, ее бросало в дрожь. Сопротивление ее было сломлено.

Мюлар, внимательно за ней наблюдавший, тут же это заметил и подошел к постели Эрмины.

Вечером у молодой женщины был жесточайший приступ горячки, она металась в бреду, а затем обессиленно откинулась на подушки.

Мадам де Сентак лежала совершенно раздавленная, не имея ни малейшего представления о том, что происходит вокруг, глаза ее были закрыты, но не потому, что она спала – веки ей смежили усталость и коматозное состояние.