Западня

– Ваш вопрос меня немало озадачил, – ответил юноша.

– Почему? – спросила молодая женщина.

– Потому что в глубине души я думаю, что господин де Сентак отнюдь не отказался от своих планов…

– Вот как?

– Хотя с другой стороны, его поведение во время вашей болезни свидетельствует о том, что он вас любит.

– Вы не могли бы выражаться яснее? – с улыбкой попросила его Эрмина.

– Извольте, хотя мне не хотелось бы распространять странные слухи, втихомолку циркулирующие в обществе.

– Какие еще слухи?

– Вы хотите, чтобы я вам рассказал?

– Все без утайки.

– Ну хорошо! Поговаривают, что воспаление вашего мозга стало следствием агрессивной сцены, под занавес которой господин де Сентак позволил себе повести себя с вами на редкость жестоко и грубо.

– Да? Так говорят?

– Да. Не буду от вас скрывать, что когда я увидел вашего мужа в катакомбах Руке, где он, как и мы, пытался оказать помощь юному Давиду, то очень удивился, что он не у вашей постели. Ведь события, чуть не стоившие жизни вашему юному кузену, произошли на следующий день после того, как вы лишились сознания и слегли. Помните?

– Думаю, да.

– В какой-то момент я даже решил, что Сентак явился туда не столько чтобы защитить Давида, сколько чтобы умертвить его.

– Но с какой целью?

– На этот счет у меня есть одна мысль, но озвучивать ее я не буду, потому как мои слова могут оказаться преувеличением.

– А если вкратце?

– Если вкратце, мадам, то я до сих пор подозреваю, что господин де Сентак желает от вас избавиться.

– И от Давида?

– Да.

– Но если вы обвиняете его, то в равной степени следует обвинить и господина де Самазана.

– Не вижу в этом никаких противоречий.

– Но ведь господин де Самазан спас мне жизнь.

– Это и есть тот момент, который смущает меня и сбивает с толку.

– Более того, нет никаких сомнений в том, что господин де Сентак полностью излечил меня от воспаления мозга.

– Говорят, да.

– Как вы это можете объяснить?

– Боже правый, мадам, никак не могу. Я просто не верю ему, а инстинкт подсказывает мне, что вашей жизни угрожает огромная опасность.

– И как ее отвратить?

– Это будет нелегко. Господин де Сентак дал вам повод добиваться через суд развода?

Перед тем как ответить, Эрмина застыла в нерешительности.

– Ах, мадам! Скажите честно! – призвал ее Кастерак. – Вам известно, какую скромную преданность мы питаем по отношению к вам и вашим близким. Можете быть уверены – ни одно произнесенное вами слово не покинет стен этой комнаты.

– Ну хорошо! – сказала Эрмина. – Да, я действительно могу требовать развода.

– Из-за жестоких побоев?

– Да.

– Свидетели у вас есть?

Эрмина взглянула на Кастерака.

– А моего слова, значит, будет недостаточно?

– Увы, мадам, нет.

– Тогда не будем больше об этом. Все произошло без свидетелей.

– В таком случае, если вы боитесь посягательств со стороны мужа, вам остается только одно.

– Что же?

– Доказать, что господин де Сентак на самом деле никакой не Сентак и потребовать признания брака недействительным.

– Несчастный! А как же мое дитя?

– Кто обвинит вас, что вы стали жертвой обмана, а его – что он родился сыном самозванца? К тому же господин де Сентак принц, свергнутый с трона король!

– Если бы вы только знали, как мне теперь трудно вам верить.

– И тем не менее это чистая правда. Но давайте сменим тему разговора и поговорим о деле, решение по которому вам нельзя будет принимать легкомысленно. Вы должны будете хорошенько подумать перед тем, как предпринимать какие-то действия.

– О чем же вы хотите со мной поговорить?

– Об этой юной девушке.

– О принцессе? – с улыбкой спросила Эрмина.

– Да. Кто столь опрометчиво прислал ее к вам?

– Настоятельница монастыря. Она посчитала своим долгом попросить Маринетту приехать и ухаживать за мной во время болезни.

– Но ведь здесь ей угрожает опасность.

– Вы всерьез так думаете?

– Более чем. У меня даже есть основания полагать, что Сентак не только преследует свои амбиции, являющиеся для него движущей силой, но и воспылал к этому ребенку неподдельной страстью.

– Он ее любит!

– Думаю, да, мадам. И если мне будет позволительно поделиться с вами своими подозрениями, то, на мой взгляд, вы сами больше не питаете к мужу никакого уважения.

– Может, вы, господин де Кастерак, немного преувеличиваете?

– Если вы так считаете, мадам, напомните мне о рамках приличий.

Эрмина многозначительно помолчала и через несколько мгновений продолжила: – Мне кажется, вы с немалым рвением выдвигаете обвинения против господина де Сентака.

– Что вы хотите этим сказать?

– Может, вы сами прониклись к этой девушке, к этой знатной принцессе…

– Любовью?

– Да!

– По-вашему, мадам, я влюблен в Маринетту?

– Если ваши слова – правда, то она – дочь короля.

– Ах, мадам! Если бы я ее любил, если бы считал достойной моей любви, то уж поверьте мне, завоевал бы даму моего сердца – будь она принцессой или посудомойкой…

– Но ведь… – перебила его Эрмина вопросительным тоном, в котором вместе с тем присутствовала нотка волнения.

– Но я, – продолжал Гонтран, – совсем не люблю Маринетту, или, если угодно, Вандешах.

– Тем хуже для вас, равнодушный вы человек.

– Увы, мадам! Не так уж я равнодушен.

– Ну конечно!