Западня

– Ну что же, попытайтесь, – сказал бандит и вдруг пропал.

Сентака его неожиданное исчезновение озадачило.

– Где вы, Андюс?

– Здесь, – ответил голос разбойника, который теперь держался в отдалении, скрываясь во тьме.

– Полно вам, вы же видите – я пошутил.

– Может быть, но стоит вам сделать шаг в мою сторону – и вы покойник. Я прекрасно вас вижу, а вот вы понятия не имеете, где я.

Сентак настаивать не стал. И поскольку в глубине души он был убежден, что Андюс не дастся в руки полиции, по крайней мере насколько это будет в его силах, повернулся к разбойнику спиной и сказал: – Я ухожу, Андюс, – в доказательство того, что верю вам.

– И правильно делаете.

Три дня спустя саиль, Мюлар и Семилан собрались вместе, чтобы договориться о дальнейших действиях.

– Час уже близок, – сказал Самазан.

– Кастерак признался в своих чувствах?

– Думаю, да, – ответствовал бандит.

– Отлично.

– Теперь нам остается лишь воспользоваться благоприятным моментом.

– Уж я-то точно его не упущу, – промолвил Сентак.

– Каждый вечер я оставляю их одних в салоне обмениваться самыми умилительными нежностями.

Единственное, о чем старательно умалчивал Семилан, была его безумная любовь к Маринетте.

Воспользовавшись свободой действий, предоставленной ему Эрминой, верившей в чистоту помыслов человека, который в ее глазах был дворянином, Семилан стал прокладывать путь к сердцу Вандешах.

Несчастная юная девушка, прельщенная приятной наружностью бандита, его миловидной улыбкой и любезными манерами, всецело отдалась этому чувству, столь новому для нее.

Как и сам Семилан, она не упускала ни единой возможности побыть с ним наедине. Проходя по коридору и, к своей радости, встречаясь с ним, она не убирала руку, когда он нежно ее пожимал.

Порой негодяй в своем бесстыдстве доходил до того, что пытался сорвать поцелуй. Она сопротивлялась – едва-едва.

Когда они, благодаря непредвиденной случайности, в первый раз остались наедине, Семилан, предложив девушке опереться на его руку, заговорил о браке в самых почтительных и уважительных словах. Впрочем, он, этот мерзавец, был совершенно искренен.

Вандешах, эту святую невинность, даже не помышлявшую о чем-либо в этом роде, подобные намерения совсем не возмутили. Она чувствовала, что должна поговорить о своей любви с Эрминой, но была так счастлива, что боялась утратить даже частичку своей радости, и поэтому не желала делиться ею с кем бы то ни было.

Иными словами, когда пробил час заключительной трагедии, Самазан уже без остатка владел сердцем своей жертвы.

«И оставлю же я в дураках этого знатного вельможу, – думал он. – Когда Сентак убьет жену, наступит очередь правосудия и его арестуют. Присяжные его оправдают, но до суда он будет сидеть в тюрьме, а я тем временем уеду в Индию вместе с женщиной, которую он боготворит. Очаровательно».

На следующий день он вновь свиделся с Сентаком и сказал ему:

– Час вот-вот пробьет.

– Да.

– Все произойдет либо сегодня вечером, либо завтра.

– Может быть. У меня появилась идея.

– Выкладывайте.

– На дворе весна. Что если я предложу жене, Кастераку и вам провести несколько дней в моем имении в Бассане?

– Зачем?

– Там меньше слуг и поэтому у них будут больше развязаны руки, – сказал Сентак.

– Пожалуй.

– И они, вполне естественно, упадут друг другу в объятия.

– Это первая удачная мысль, которая пришла вам в голову. Но прежде чем отправиться в эту поездку, обещающую стать последней, я хочу вас кое о чем попросить.

– О чем же?

– Сдержите свое обещание. Заплатите мне четыре миллиона семьсот тысяч франков банковскими билетами.

– Эге! Что-то вы стали проявлять поспешность.

– Послушайте, Давид мертв. И поскольку это я предложил способ покончить с вашей женой, вы должны выполнить взятые на себя обязательства.

– Но позвольте!..

– А если вы будете колебаться, я обо всем расскажу Кастераку.

Услышав эту угрозу, Сентак сдался. К тому же состояние Давида оказалось еще более значительным, чем предполагалось ранее, и небольшая его толика в виде пяти миллионов не уменьшала сколь-нибудь существенным образом суммы, на которую рассчитывал саиль.

Поэтому он выписал сорок семь векселей по сто тысяч каждый и отдал их Семилану, тотчас спрятавшему свое богатство в укромном месте.

Вечером, когда в салоне Эрмины собрались Кастерак, Семилан и Мэн-Арди, Сентак обратился к жене и сказал: – Моя дорогая, в последнее время вам стало заметно лучше. Вы не думали о том, чтобы провести несколько дней в деревне? Это позволило бы вам окончательно поправиться после болезни.

– Но… – начала было Эрмина, весьма удивленная столь доброжелательной заботой мужа о ее здоровье.

– На дворе весна, погода стоит замечательная, и мы вполне могли бы провести две недели в нашем поместье в Бассане.

– Как пожелаете, друг мой, ответствовала Эрмина.

– А у вас, господа, в это время не будет каких-либо важных дел? – спросил Сентак.

Молодые люди ответили вежливым жестом.

– Тогда поедемте с нами. Я не хочу, чтобы моя жена расставалась со своей маленькой свитой, помогающей ей проводить время. Господин де Кастерак, мы очень на вас рассчитываем.

– Вы очень любезны, – ответил Гонтран.