Пока она хозяйничала, Михаил писал короткое письмо для Милены. Прежде всего он попытался переубедить ее насчет Наташи. Объяснял, что из всего театра одна эта девушка не вызывает у него подозрений. Он был не вполне уверен, что Милена согласится с ним, ее крутой нрав был ему уже знаком. Но это был единственный шанс как-то с ней связаться, и Михаил в основном упирал на это. Особенно он подчеркивал, именно Наташа сообщила ему и следствию, что видела Ольгу в синей иномарке. А если она входила в шайку — какой ей был расчет привлекать внимание к будущей жертве? Ведь никто ее за язык не тянул.
Другая часть письма содержала несколько коротких наставлений. Во-первых — не выходить из дома, держаться поближе к родителям, особенно к отцу. Он вспомнил внушительную фигуру Виктора Эдуардовича, его подозрительный нрав и решил, что уж этот человек сумеет при случае защитить свою дочь. Во-вторых, ни слова не говорить родителям о том, что она посещала театр. В остальном — вести себя как можно более покладисто, чтобы усыпить подозрения. Иначе не удастся побег в день последнего спектакля, и весь их план провалится. Он приписал в конце одну фразу, которая, как ему думалось, должна была больше всего поддержать девочку: «Тебе придется подождать всего несколько дней, и мы их вычислим, уже точно. Я даю тебе слово — мы их найдем».
Когда Михаил написал последнее слово и подписался, ему вдруг пришла в голову пугающая мысль — ведь Милена не знает его почерка и может подумать, что это уловка со стороны преступников. Тем более что письмо передаст ей Наташа, а это особого доверия не вызовет.
Михаил задумался, обводя глазами Дашкину комнату — он писал, сидя за письменным столом дочери. На столешнице до сих пор лежали забытые Миленой вещи — книга, расческа, резинка для волос… Фиолетовая резинка, к которой прицепилось несколько светлых тонких волосков…
Михаил вдруг улыбнулся. Сходил к себе в комнату, достал из ящика со старыми, еще детскими своими шахматами белого ферзя, завернул его в письмо и скрепил сверток резинкой. Милена знала, что он шахматист — об этом как-то зашла речь, когда они ужинали вместе. Девочка еще сказала, что хотела бы научиться играть в шахматы, только ей не у кого. Папа немного умеет, но у него совсем нет времени, чтобы ее учить. Михаил еще пообещал ей, что когда-нибудь научит ее играть, но тогда девочке было не до того. Она только грустно улыбнулась, явно уйдя в свои невеселые мысли.
Он достал из кошелька двести рублей. Для первого урока, во всяком случае, хватит. Он сообщил девушке об этом за обеденным столом, и Наташа расстроилась, узнав, что за эти ненужные ей уроки немецкого придется еще и платить. Михаил рассмеялся: , — А ты за эти деньги выжми из Виктора Эдуардовича всевозможное! Он добросовестный и все равно тебя чему-то научит! Уж будь спокойна.
— Разве ему не нужно сперва позвонить? — спросила она, разрезая голубец, политый томатным соусом. Соус она смастерила на свой страх и риск, использовав то, что нашлось в холодильнике — размякший помидор, стрелки зеленого лука, аджигу, растительное масло. Михаил ел с наслаждением — сам бы он не сумел так приукрасить изрядно надоевшие голубцы.
— Не стоит звонить, — заметил он, не поднимая глаз от тарелки. — Лучше пойди туда прямо сейчас. Насколько я знаю, у него началось самое горячее время — ведь у всех экзамены — выпускные, вступительные. По телефону он просто откажется от уроков. А если ты явишься лично и проявишь настойчивость… Может быть, он выкроит для тебя свободный часок. Главное, постарайся увидеть Милену и передать ей письмо.
Наташа явно оробела. Наверное, она боялась сразу с порога нарваться на крики и оскорбления — синяк на ее плече до сих пор не побледнел, она хорошо помнила ярость Милены. Но Михаил ее успокоил:
— Главное — сунь ей письмо, не давай заговорить первой! Насколько я ее знаю, она сперва его прочтет, а уж потом сделает выводы.
Он записал ей адрес и советовал держаться такой легенды — ее знакомая занималась у Виктора Эдуардовича зимой и очень хвалила его. Телефон потеряла, а вот адрес помнила наизусть. Поэтому Наташа и является так внезапно, без предварительного звонка. Девушка все повторила, взяла письмо, деньги и, очень взволнованная, ушла.
Михаил следил за ней, выйдя на балкон. Ему тоже было не по себе, в груди шевелился тошный страх. Если затея провалится и с Миленой не удастся наладить контакт…
Тогда сегодня, в театре, он совершил колоссальную, преступную ошибку — натравил на девочку убийц, поставил ее под удар! «Будем надеяться, что Наташа сможет уговорить ее… — думал он, глядя, как удаляется фигурка девушки. Она шла быстро, почти бежала. — Будем надеяться, что Милена и в самом деле незаурядная личность, умеет признавать свои ошибки. Подростки, как правило, не умеют этого делать. Будем надеяться… Будем ждать».