Западня

Михаил вскочил и направился к выходу, совершенно забыв о статье и об Ирине. Но ему преградил путь поток лицеистов. Они уже давно скапливались у входа в зал, и теперь прорваться сквозь их шумную толпу не было никакой возможности. Михаил встал у стены, чтобы не мешать ребятам войти в зал. Он так ушел в мысли об Ольге и ее загадочном отчиме, что совсем забыл о своих страхах — увидеть дочь, столкнуться с ней лицом к лицу. И когда он все-таки увидел Дашку — толпа бросила девочку прямо к нему, — Михаил остолбенел.

Рыжая челка до бровей, испуганные светлые глаза, голубой джинсовый костюм, бисерное колье на тонкой шее — все такое знакомое и уже непривычное. Она увидела отца и приоткрыла рот. С ее плеча свалился рюкзачок и повис у нее на локте, потом большой зеленой жабой шлепнулся на пол. В следующий миг его кто-то пнул, Дашка очнулась, побежала поднимать рюкзак, толкнула кого-то локтем, огрызнулась и, не глядя больше не отца, прошла дальше в зал и уселась в одном из последних рядов. Он больше не видел ее от двери сквозь толпу школьников. Михаил почувствовал, как его обдает горячей волной. Какова! Ни словечка! А сам-то он?! Мог бы хоть поздороваться!

Он с трудом вырвался из зала и сбежал — иначе, как побегом, это трудно было назвать. Опомнился только за оградой лицея, достал сигарету, уставился на бумажную афишку, извещавшую о спектакле… «Она расскажет матери…» — вертелось у него в голове. И эта мысль мучила его, как будто он и впрямь боялся бывшей жены. А собственно, почему?

Он женился по любви — безрассудно, не имея ни образования, ни собственной квартиры, сразу после армии…

Тогда все казалось проще. Не было квартиры — работай, и тебе ее дадут. Образование — бесплатно, почти любое. И Люба тогда тоже была проще. Может, у нее и были уже какие-то повышенные запросы… Но скорее всего, она просто не знала толком, чего ей желать. В основном она хотела, чтобы было «не хуже, чем у людей», а уж этот уровень он ей с грехом пополам обеспечивал… И ему казалось, что все идет хорошо. Они были красивой парой и познакомились тоже красиво — на шахматном турнире, во время поединка Михаил тогда разбил ее наголову, и она заглядывала ему в рот.

Да, как ни странно, она любила, чтобы ее побеждали. А он-то считал, что самое главное — равенство. Его радовало все, что подчеркивало это равенство и сходство между ними.

Вкусы и привычки у них во многом сходились, даже дни рождения они отмечали в одном месяце — июле. Только она в самом конце, а он — в самом начале. Уже в последние годы, перед тем как развестись, жена стала донимать его гороскопами. В частности, почти серьезно сообщила, что он — Рак, она — Лев и друг другу они не подходят. Ей, видите ли, был нужен муж-лидер, которого бы она слушалась. А он — рохля, тихоня… Михаил не принимал этих заявлений всерьез. Когда они поженились, про гороскопы никто и не слышал, а мало ли счастливых пар создавалось? И в конце концов, разве они были несчастливы?

— Да, — заявила она как-то этой зимой, когда он задал ей этот вопрос. — Я никогда не была с тобой счастлива. Ну, может, в самом начале, — добавила она, увидев его недоверчивый взгляд.

Она могла выдумывать что угодно, искать себе оправдания в гороскопах, вспоминать давно забытые размолвки, все его мелкие и крупные провинности… Но в сущности, уходила она только по одной причине — он ей надоел.

Сознавать это было настолько унизительно, что Михаил долго в это не верил. Она-то ему не надоела! В конце концов, жена почти убедила его в том, что он серый, скучный, неинтересный… Михаил видел, кого она сочла ярким, интересным и увлекательным. Видел из окна своей квартиры, как Люба садилась к нему в машину. Такие сцены стали обыденными и продолжались всю зиму, пока она окончательно не ушла… Ничего особенного ни в этом человеке, ни в его машине не было. И он далеко не супермен, и машина — не иномарка. Михаил даже разглядел у Любиного поклонника намечающуюся лысину — со второго этажа это было хорошо видно. Он возненавидел наглого соперника лютой ненавистью, даже хотел убить. Несколько недель он ходил с этой мыслью, и она мало-помалу становилась все реальнее. Он убьет его, подкараулит где-нибудь в глухом переулке, все ему выскажет и убьет. Михаил даже всерьез поверил, что способен на убийство, и в его снах появился новый кошмарный мотив — его хватают, заламывают ему руки и волокут в тюрьму. А он счастлив — ведь соперник убит и Любе некуда идти.

Когда жена ушла окончательно, Михаил разом оставил мысли о мести. И в этот миг испытал огромное облегчение, будто избежал опасности. В самом деле, теперь не имело смысла убивать соперника — он больше не приезжал подокна, не сигналил, Михаилу не приходилось, сжав зубы, смотреть на то, как жена пересекает улицу и садится в эту проклятую «Волгу»… Кончились эти унизительные сцены, это бесконечное ожидание развязки. Реальность оказалась не такой ужасной, как он воображал. Все это можно было вытерпеть. И как ни удивительно, ревности он тоже не испытывал. У него остался только страх за дочь.