Метрах в двадцати от меня на углу главного корпуса был еще один высокий порог и тяжелая железная дверь, наверно служебная. Там стояла, подавшись всем телом вперед, женщина в салатного цвета халате, медсестра или санитарка, и рассматривала меня во все глаза. Еще молодая, явно до тридцати, но какая-то ужасно зачуханная, волосы наполовину выбеленные, наполовину пегие, спадают на плечи неопрятными прядями. Что-то в ее взгляде мне совсем не понравилось, так что я постаралась отвернуться как можно равнодушнее, а потом и вовсе шмыгнула в дверь. Но от волнения зацепилась каблуком за порог, полетела вперед и попала прямиком в Сашкины объятия.
– Долго я, да? – спросил он, устанавливая меня прямо и бережно одергивая на мне куртку. – Пришлось побегать.
Взгляд он вроде как прятал, и меня сковал ужас.
– Он умер, да?
– Живой, – успокоил меня Дятлов. – Правда, состояние, скажем прямо, не блестящее, утром его снова штопали, и сейчас парень в реанимации.
– Ты с врачом говорил?
– Ага, с тем самым, кто оперировал, – он там завотделением. Меня он тоже первым делом насчет родственников спросил. Я сказал, что мы одноклассники, постараюсь разузнать в школе, а хирург ответил, что там уже ищут. Бедный дядька, похоже, Кныш его уже достал, как прежде нас с тобой.
– А почему снова штопали?
– Ну, странная история. Ночью этот тип в реанимации пришел в себя, хотя ему бы еще дрыхнуть и дрыхнуть под наркозом, выбрался в холл, а оттуда на балкон. Там его и нашли с лопнувшими швами и большой кровопотерей. А медсестра на посту проспала, теперь даже уволить грозятся. Эх, – Сашка с удрученным видом взъерошил свои вихры, – печально, когда понимаешь, что человек не виноват, а заступиться не можешь, не поверят.
– Это тебе все хирург рассказал? – сощурилась я подозрительно.
– Нет, конечно, я еще лифтершу разговорил, прикинулся юным практикантом-медиком.
– Ну, ясно, ты же и мертвого можешь разговорить, – хихикнула я. Самое страшное осталось позади, можно чуточку выдохнуть.
– В морг не заходил, – развел руками Дятлов. – Думаешь, надо было?
– Пойдем уже!
Из душного тамбура мы вывалились на улицу, и я первым делом посмотрела на тот порог, где стояла женщина. Она и сейчас была там, разговаривала по телефону, и ее взгляд немедленно так и прилип ко мне.
– Слушай, а вот та тетечка все время на меня смотрит, – наябедничала я. – Это я от нее в корпус рванула.
Дятлов крепко сжал мою ладонь.
– Так, пошли разбираться!
– Ой, нет, неудобно!
– Еще как удобно! Я простой парень, и у меня вот уже где сидят все эти непонятки. Значит, пора брать языка.
И он зашагал к другому входу, таща меня на прицепе. Пока мы шли, женщина сунула телефон в карман и смотрела на нас не мигая, как кролик, заждавшийся своего удава.
– Привет! – Сашка остановился у ступенек, запрокинул голову. – Вы тут пялитесь на мою девушку. Почему?
Получилось ужасно двусмысленно, но женщина не стала возмущаться, а только кивнула головой. И перевела на меня все тот же немигающий взгляд, глаза у нее были водянисто-голубые.
– Ты ведь Богдана Борская, верно?
Я не стала отнекиваться.
– Понимаешь, моя сестра давно пыталась с тобой как-то связаться, но у нее не получалось. Я в ее дела не лезла, но тут вдруг увидела тебя и подумала… Наш дом не очень далеко отсюда, можешь сходить туда со мной?
– И со мной, – уточнил мой друг.
Женщина замялась:
– Я не знаю. Нет, мне-то все равно, но сестра…
Она почему-то очень выразительно глянула на меня. Словно сигнализировала, что мне лучше одной услышать, что там скажет эта ее сестра.
– Ничего, – хмыкнул Дятлов, – я и так уже в курсе, что мне досталась очень необычная девушка.
– Ладно, пойдемте, – решилась женщина.
Пешком мы не пошли, сразу за больничным шлагбаумом Сашка взял такси. Названный женщиной адрес мне ничего не сказал, но, когда прямо по курсу возникло обшарпанное здание общаги для мигрантов, тут уж прилетела догадка.
– Так это ваша сестра писала мне странные записки и бросала с балкона?
– Это детишки делали по ее просьбе, – прозвучал ответ. – Они славные, только по-русски не очень умеют писать, вот и не вышло ничего.
– Почему вы живете в мигрантском бараке?
Женщина усмехнулась горько:
– Бедность национальности не спрашивает. Хорошо хоть там удалось пристроиться, пока работу в этом городе искала.
– А сестру вашу как зовут? – помолчав, снова спросила я.
– Инга. А меня Светлана.
Женщина повернулась, сунула мне неловко узкую шершавую ладонь. Наконец-то я увидела улыбку на ее лице, хотя, честно говоря, вовсе не ради знакомства задавала вопрос. Выждав для приличия пару секунд, я снова спросила:
– А фамилия – Конрад, да?
– Да, хотя моя-то другая, Аксакова, а у Инги – по матери…
Что-то еще бормотала, но я не слушала. Что ж, по крайней мере моя мать точно не была сумасшедшей. Она от чего-то меня всю жизнь защищала, от чего – скоро узнаю. Если хоть на этот раз повезет и не случится еще чего-нибудь.