Западня

Это были первые отливные волны еще не объявленного отступления. В городских газетах истинное положение на фронте тщательно маскировалось искусно составленными военными реляциями, полными оптимизма. Жизнь на Дерибасовской, казалось, течет спокойно, и нет никаких признаков нарастающей тревоги немцев.

А порт, как зеркало, отображал все, что происходило на фронте. Да, Петреску был прав. Очевидно, удар на Южном Буге нанесен с такой силой, что у гитлеровского командования нет надежды удержать Одессу. А значит, опасность для нее действительно реальна и приближается с каждым днем.

Надо действовать! Но как?.. Конечно, через радистку, она сможет вызвать Егорова. Но он еще слишком слаб, для того чтобы таскать вверх по сходням мешки с зерном и накрепко забитые ящики с адресами, написанными густой черной краской. Федор Михайлович сейчас может помогать только советами. Дьяченко?! Где его разыщешь? Возможно, его уже и нет в городе. Леон?.. Конечно, он может сделать многое, но ей нужен человек, который будет в порту если не рядом, то, во всяком случае, невдалеке от нее, обладающий влиянием и связями среди грузчиков.

Как же это она забыла, что такой человек существует! Его и искать не надо — Бирюков! Он, наверно, сам ждет не дождется, когда обратятся к нему за помощью.

В этот день все пакеты Корабельникова доставлялись молниеносно. Когда он был ей не нужен, Бирюков встречался часто, а теперь, как назло, пути его были неисповедимы!

Наконец Тоня заметила его плотную спину в синей робе; он с группой грузчиков помогал немецким солдатам вытаскивать из кювета грузовик.

Проходя по обочине, Тоня незаметно ткнула его пальцем в бок. Он что-то кричал в это время, подбадривая грузчиков.

Пришлось подождать минут десять, когда наконец обоюдными усилиями машину вытащили на дорогу и, набирая скорость, она помчалась к одному из дальних причалов.

Бирюков неторопливо закурил и, пройдя мимо Тони, стал по другую сторону разрушенной стены.

— Здорово!

— Здорово! — отозвалась Тоня. — Бирюков, я тебя целый день ищу. Немцы хотят перед уходом взорвать Одессу.

— Знаю. Уже готовятся.

— А ты откуда знаешь?

Он показал в сторону железнодорожных путей, исчезающих за поворотом берега.

— Там бараки. Их отсюда не видно. В этих бараках уже неделю живут русские пленные.

— Зачем их пригнали?

— Рыть шурфы. Видела, наверно, на семнадцатом и двадцать втором причалах вчера работали?

— Разве не по ремонту?

— Какой ремонт! Роют ямы глубиной в два с половиной метра, шириной сантиметров семьдесят. Как раз туда поместится килограммов двести взрывчатки.

— А ты уверен?

— У нас есть такие спецы, их не проведешь.

Он закурил, подержал в коротких сильных пальцах коробок спичек, потом засунул его в карман.

— Слушай-ка, Тоня, нужны ночные пропуска. Штуки три. Режим с каждым днем все строже. У некоторых моих ребят пропуска отобрали, а у нас дело горит.

— Постараюсь. Но это трудно.

— Сам знаю — трудно. Но это приказ руководства. А легких дел сейчас, сама знаешь, не бывает.

— Постараюсь, — сказала Тоня.

— Когда встретимся?

— Завтра в десять, на этом же месте.

— Давно мне девушки свидания не назначают, — улыбнулся Бирюков.

В той спокойной уверенности, с которой он держался, Тоня, казалось, черпала силу. Только недавно она считала себя почти одинокой в этом огромном море человеческих страстей, а оказывается, рядом с ней действуют товарищи по борьбе.

Тоня вернулась в управление порта и до конца дня помогала секретарше: то варила шефу кофе, то регистрировала документы.

Корабельников только к вечеру вышел из кабинета и направился к начальнику порта Петри, кабинет которого был этажом выше.

Секретарша, сидя за машинкой, перепечатывала какой-то длинный список, а Тоня продолжала сортировать бумаги — это были накладные, циркуляры, распоряжения… Некоторые она проглядывала — ничего значительного: только расширялось число городов, из которых зондеркоманды направляли сюда демонтированное оборудование заводов и украденные музейные экспонаты.

Тишина. Дверь в кабинет приоткрыта, и если секретарша отлучится, то дело одной минуты войти в кабинет, быстро открыть средний ящик письменного стола и из голубой папки вынуть несколько пропусков. Это только бланки, печати на них ставятся в канцелярии Петри, но умелая рука Тюллера наверняка поспорит с подлинным оттиском. О том, что Корабельников держит в своем столе аусвайсы для тех случаев, когда необходимо срочно предоставить право движения по ночному порту кому-нибудь из служащих, она узнала случайно. В одном из складов лопнула водопроводная труба, нужно было немедленно вызвать слесаря, и секретарша при Тоне оформила ему пропуск. Тогда-то она и увидела голубую папку и заметила, куда ее прячут.

А может быть, взять пачку документов и войти в кабинет для того, чтобы положить их на стол? Это вполне естественно. Уже несколько раз она так поступала.

Нет! Из-за нескольких пропусков она не имеет права рисковать. Сегодня утром первая сводка о положении в порту — уже в штабе армии. Савицкий наверняка помянет ее добрым словом.