Западня

— Может быть, он мог бы успеть уйти в катакомбы? И других с собой увести? Ведь если он действительно знает, где подпольный обком, он нам так нужен!

— Вот в том-то и дело, что лучше бы он не знал. Достаточно нам Камышинского. Думаешь, Камышинский такой уж слабенький человечек? Он, если хочешь знать, своими руками двух полицаев задушил! А допросов вот не выдержал. В общем, так, ребятки! — Он хлопнул ладонью по прилавку, на котором горкой высились гниловатые яблоки и груши. — Будем поступать так, как прикажет начальство. А пока, Егоров, двигай к художнику Тюллеру, знаешь, где оперный театр? Придешь — спроси художника Карла Ивановича. Скажи, что тебя послал старый огородник, и он тебе любой штампик смастерит. Ночевать сегодня будешь в моем доме на Пересыпи.

«Тюллер! Это что же, Зинин отец?» — подумала Тоня, не став ни о чем спрашивать.

Федор Михайлович вышел из подсобки навстречу покупателю.

Они остались одни.

— Что же мне делать? — тихо спросила Тоня. — Коротков и его группа погибнут. Минеры будут схвачены.

Егоров обхватил голову руками. Положение казалось ему безвыходным.

— Пойми ты наконец, — проговорил он, — ничего исправить уже невозможно.

— Но я могу сообщить Штуммеру, что Коротков отказался послать минеров!

— Потом Короткова схватят, и на очной ставке с тобой он скажет, что тебе была известна истина.

— А если не скажет?

— Вот что, — Егоров понял, что спорить с ней бесполезно, нужно предложить какой-то разумный выход, — судя по всему, Штуммер ведет с Коротковым большую игру. Торопиться с его арестом не будет. Успеешь сказать при следующей встрече.

Ему показалось, что он ее убедил.

— Так, значит, писать донесение Штуммеру? — спросила она в последней надежде, что Егоров найдет какой-то другой выход.

— Писать!

Тоня зажмурила глаза, словно от охватившей ее боли.

— Ну ладно, пойду писать… Как же мы встретимся? У театра?

Она решила, что на этот раз ее разговор со Штуммером не затянется, и все же — кто может разглядеть во тьме рифы! — на тот случай, если она не придет вовремя, подробно рассказала Егорову путь, который приведет его к дому Федора Михайловича на Пересыпи. К радистке они смогут попасть только на следующее утро.

Она вышла на улицу, но ни солнечное марево, ни мягкий весенний ветер — ничто не радовало ее. Мысли были тяжелыми. Сколько лет она уже прожила на свете? Сто? Двести?

Глава шестая

Штуммер сам открыл дверь. Он стоял перед Тоней в черном костюме и накрахмаленной белой рубашке, чуть торжественный, словно приготовившийся к вечернему рауту.

— Входите, фрейлейн! Вы точны. А говорят, что точность — это вежливость королей.

Он провел ее по длинному коридору в глубь квартиры. Тоня заметила, что двери всех комнат, мимо которых они проходили, были наглухо закрыты. Дом казался необитаемым.

В комнате, куда они вошли, все осталось, по-видимому, так, как было при прежних хозяевах. Небольшой старинный ломберный стол был придвинут к окну. На стенах висели чучела: пыльный орел, вцепившись острыми когтями в отполированный дубовый сук, гордо поднял свой хищный клюв, а в углу, на черной тумбочке, поджав одну ногу, стояла цапля. В ее черных пуговичных глазах застыло выражение страха.

«Кого же она боится? — подумала Тоня. — Орла или Штуммера и тех тайн, в которые он посвятил ее во время свиданий с приходящими сюда людьми?» Около стены стоял книжный шкаф с помутневшими стеклами, за которыми не было книг. И то, что книг не было, усиливало ощущение исчезнувшей чьей-то в прошлом налаженной, устоявшейся жизни.

Штуммер пододвинул поближе к окну тяжелое кресло с изогнутой спинкой и предложил Тоне сесть.

— Ну, фрейлейн, — начал он, приветливо улыбаясь, — кое-что мне уже известно. Вы не совсем точно выполнили задание, хотя несомненно и старались…

— Я не могла задержаться у Короткова дольше, — сказала Тоня. — Видимо, он ждал кого-то, потому что попросил меня уйти. Я не успела поговорить с ним обо всем…

— Да! Да! Конечно! Просто невежливо оставаться в доме, если тебя просят уйти. А жаль! К нему действительно вскоре после вас зашел один человек… Кстати, тот, которым мы интересуемся. Ну хорошо!.. — Он присел на край ломберного столика, и тот под тяжестью его тела скрипнул. — Так о чем же все-таки вы успели договориться?

Повторяя все во второй раз, Тоня говорила довольно уверенно, и Штуммер, внимательно слушая ее, одобрительно кивал головой. Он явно отдавал должное ее памяти.

— Так, значит, фрейлейн, Коротков с Луговым знакомы? — спросил он, когда Тоня закончила свой рассказ.

— По-моему, они уже встречались. Так, по крайней мере, я думаю.

— А когда они готовят операцию?

— Коротков об этом не говорил. По-моему, он сам еще точно не знает.

Штуммер досадливо прищелкнул пальцами.

— Признаться, я надеялся, что хоть это вы сумеете узнать.

— Но ведь речь шла только о минерах! Вы сами говорили…

Штуммер приблизился к цапле, щелкнул ногтем по ее приоткрытому клюву и засмеялся: