Западня

— Но что же делать? — растерянно спросила Тоня. — Сказать ему прямо, что гестапо его раскусило? Предупредить?

— Конечно, предупредить бы надо. Но не тебе.

— А кому?

— Я сам найду человека. А теперь вот о чем слушай. Повтори ей, — сухо приказал он Егорову. — Повтори ей то, что ты сказал мне.

— Есть приказ Савицкого: похитить Фолькенеца.

Тоня от неожиданности откинулась на спинку стула.

— Как — похитить? Не понимаю!

— План уже разработан. Самое сложное — заманить его в определенный час на берег моря у Люстдорфа.

— Почему именно там? — спросила Тоня.

— Это удобнее для подводной лодки. — Егоров помолчал, отпил глоток вина. — Ты ведь, Тоня, с Фолькенецем хорошо знакома?

— Что значит «хорошо»? Я видела его дважды: в день, когда мы с Леоном перешли линию фронта, и случайно на Дерибасовской.

Когда она привычно назвала румына Леоном, у Егорова зло дернулся уголок рта, но он сдержался.

— Савицкий предложил совершить эту операцию с помощью Зинаиды Тюллер.

— Это невозможно! — вновь решительно возразила Тоня. — Я к ней больше не пойду! В тот раз едва унесла ноги, вы же, Федор Михайлович, сами это знаете.

— Да, ты, пожалуй, права, — глухо сказал Федор Михайлович. — Надо искать более верный вариант.

Судили-рядили, но положение казалось безвыходным. Тогда Геннадий сказал, что отправится к Зине и просто-напросто припугнет ее. Однако Федор Михайлович отверг этот план. Нет, нужно действовать более тонко. Если довести Зинаиду Тюллер до крайности, она, почувствовав безысходность, сама перейдет через ту черту, которую пока еще, возможно, не перешла.

И вдруг Тоня сказала:

— Петреску!

— Что — Петреску? — насторожился Егоров.

— Надо привлечь к этому делу его. Тем более, что и Штуммер просил меня почаще встречаться с Леоном — зачем-то им это надо.

Егоров прикусил губу. Он понимал, что от предложения Тони нельзя отмахнуться, но дал бы дорого, чтобы оно оказалось таким же бесперспективным, как и те, которые были единогласно отвергнуты.

— Петреску? — задумчиво повторил Федор Михайлович. — Что ж, цэ дило треба разжуваты!

— А чем он может помочь? — прищурился Егоров. — Ты же сама говорила, что этот твой Леончик побаивается Фолькенеца.

— Побаивается или нет, дело не в этом, — возразила Тоня. — Речь идет не просто о Фолькенеце, а о Зинаиде и Леоне. Неужели это так трудно понять? Надо вклинить Петреску между ними, а там уже проще будет уточнить главный ход. Ведь Фолькенец увлечен Зинаидой. И если, к примеру, Леон пригласит ее на прогулку, Фолькенец, скорее всего, тоже увяжется. В общем, я подумаю, — сказала Тоня и поднялась. — Сейчас мы с вами все равно ничего не решим.

— Ты уже уходишь? — спросил Егоров.

— Ухожу. До свиданья…

Геннадий проводил ее до дверей, хотел поцеловать на прощанье, но постеснялся Федора Михайловича.

Уже с порога Тоня обратилась к Егорову:

— Ко мне больше не приходи. Если завтра не появлюсь, жди меня послезавтра в двенадцать дня в Александровском саду.

— Привет Штуммеру! — пошутил Федор Михайлович.

Тоня махнула ему рукой и прикрыла за собой дверь.

Глава седьмая

— О, Тонечка! Ты просто великолепна! — с искренним восхищением воскликнул Леон. — Собирайся быстрее! Пойдем в ресторан.

Леон явился неожиданно, сказав, как обычно, что зашел «на огонек». В комнате сразу стало душновато от запаха терпких духов, которыми, казалось, насквозь была пропитана его шинель.

Стоя перед зеркалом, Тоня в это время медленно расчесывала волосы. Она давно не стриглась и сама сейчас удивилась тяжелым длинным пушистым прядям, рассыпавшимся по плечам.

Недорогое платье, голубое в белый горошек, очень шло Тоне.

— Боже мой, — вдруг огорченно воскликнул Леон, с головы до ног оглядывая девушку, — неужели у тебя нет других туфель?

Туфли на Тоне и впрямь были жалкие — стоптанные, так не подходившие к голубому легкому платью. Да к тому же и пыльные, давно не знавшие ваксы.

— Снимай! — скомандовал Леон, и она подчинилась.

Он вышел в прихожую и там столь тщательно их начистил, что они приняли почти приличный вид.

— Куда мы пойдем? — спросила Тоня, опасаясь, что он потянет ее в излюбленную Фолькенецем «Черную кошку».

— Куда хочешь.

— Пойдем в «Лондонскую»…

В детстве отец часто водил Тоню в гостиницу «Лондонскую» и во внутреннем дворике, где было прохладно даже в самый жаркий день, угощал мороженым. Девочку огорчало лишь то, что на эстраде днем не играли музыканты.

Когда Тоня надела пальто, по лицу Леона пробежала тень. Но он промолчал, понимая, что тут уже и вакса бессильна.

— Леон, — сказала Тоня, решив воспользоваться его смущением, — может быть, посидим дома? У меня еще есть твой коньяк. Зачем плестись куда-то?

— Нет! — сказал он решительно. — Мое приглашение остается в силе. Пойдем развлечемся…

Едва они вошли в шумный, сверкающий огнями зал, как к Леону подбежал коренастый, тщательно выбритый человек в черном фраке — метрдотель.

— О, господин Петреску сегодня с дамой! — с дружеской почтительностью воскликнул он.

— Да! — весело отозвался Леон. — Сегодня я с дамой! И посадите нас так, чтобы все это видели. Фрейлейн Тоня — моя спасительница!