Западня Данте

Пьетро замер. Вот что он искал. Он схватил книгу в дорогом футляре из фетра и бархата. Экземпляр Викарио был в кожаном переплете. Три тысячи пятьсот листочков веленевой бумаги, пронумерованных вручную и написанные каллиграфическим готическим шрифтом. Флорентийский писец сопроводил текст поэмы иллюстрациями, изображающими разные эпизоды путешествия Данте по территориям тьмы. И первая произвела на Пьетро странное впечатление. Она представляла врата ада. От этой иллюстрации веяло странной атмосферой, словно из глубины столетий, невероятной смесью средневековой эзотерики и каббалы. К тому же эти врата почему-то казались смутно знакомыми. Не то чтобы ему и впрямь доводилось входить в такие — разве что в кошмарах. Но, быть может, именно в этих смутных и неуловимых воспоминаниях, выплывших из подсознания, он и найдет ключ к расшифровке столь внезапно возникших перед ним символов. В полумраке за этими огромными вратами, растущими из земли, будто какой-то огромный кладбищенский кипарис, таилось откровение. И с этих врат, как ветви, тянулись переплетенные фигуры, грозя выскочить из пергамента и вырвать вам сердце. Казалось, будто некая ледяная длань внезапно столкнулась с теплотой жизни, сминая ее, проверяя на прочность, высасывая энергию, которой сама лишена. Именно такие чувства испытывал в этот момент Пьетро: из рукописи высунулась рука, чтобы схватить его, приковать к себе, сцапать помимо воли. И эта рука могла высунуться как раз в тот миг, когда он представил ее себе, схватить и утащить в мгновение ока, и тогда он исчезнет в облачке светящейся пыльцы. Книга закроется и упадет на пол посреди хранящихся тут сотен и сотен томов. Быть может, эти врата Поджидают именно Пьетро, чтобы на веки вечные захватить его душу, запрятать среди тысяч символов, листков, каракулей, обрекая на вечность страданий. Пьетро видел себя кричащим за этим зеркалом, снова потерявшимся в лимбе, в этом промежутке между мирами, бывшем сущностью его жизни. Но тревогу быстро смело улыбкой при воспоминании обо всех мерзостях грешников, описанных Данте в ярчайших подробностях.

Створки врат наверху сходились в нечто вроде стрельчатой арки, на которой угадывалась гримасничающая рожа, полукозлиная-получеловеческая, с длинными рогами и раздвоенным языком. Классическое изображение Князя Тьмы, мантия которого и образовывала врата. Он словно распахивал полы, чтобы показать, как из его плоти внезапно появляются другие фигуры, оживлявшие картинку: черепа, мертвые тени, кричащие лица, руки, старающиеся вырваться из удерживающей их породы. Этих мятущихся существ с переплетенными конечностями пронзали стрелы, символизирующие вечность их страданий. А между ними описывали круги крошечные крылатые демоны, пресекая малейшее сопротивление. Внизу врат, как апофеоз этого ужасного видения, были изображены исчезающие во тьме кривые ноги, расставленные над бездной. Названия у гравюры не было, но над вратами имелась надпись. Пьетро легко распознал фразу, нанесенную на фасаде врат града скорби. Данте. «Оставь надежду, всяк сюда входящий».

Виравольта медленно спустился с приставной лесенки, уселся за стол и положил книгу на зеленую подставку с пресс-папье в виде фигурки барана. Он прочел предисловие, написанное, видимо, рукой какого-то флорентийского писца.