Западня Данте

Пьетро с глухим стуком захлопнул книгу. Нисхождение в ад. Адский ураган. Значит, как он и предполагал, Тень действовала отнюдь не наугад. Она покрыла обескровленное тело Марчелло и стену в Сан-Джорджо надписями, оказавшимися не чем иным, как цитатами из «Ада». Тело и стена были всего лишь результатам этих стихов, насыщенных ароматом смерти, колеблющихся между проклятием и искуплением, страданиями и воскрешением. Что до Миноса, судьи, великого определителя судьбы душ, то он тоже появляется в песне пятой, в начале круга второго. Он выбирает место, куда в глубинах ада должны пасть души грешников: «Хвост обвивая столько раз вкруг тела, / На сколько ей спуститься ступеней». Стенающие толпы жмутся к нему — О, Минос! Приют боли! — и он определяет участь каждого согласно прегрешениям, под замогильное ворчание и сентенции. И это в очередной раз доказывало, что тот таинственный заказчик с Мурано связан с этим делом. А если этот Минос замешан в вырисовывающемся заговоре, стеклодув Спадетти снова становится важным персонажем. Но от Пьетро не ускользнула и ирония ситуации. Предоставляя ключ, Дьявол или Химера бросал ему вызов, предлагая угадать грядущие картинки.

Им всем предлагалась дуэль, и в особенности ему, Пьетро Виравольте. Теперь он был в этом совершенно уверен.

«Да, только вот в Дантовом аду девять кругов».

Пьетро не удержался и выругался.

«Это игра. Ребус. Он распределяет убийства, как Минос проклятые души в аду, согласно их прегрешениям. Он хочет меня вести… Вести, как Вергилий провел поэта, от одного круга к другому — пока не завершит свой шедевр!»

В круге девятом, где появляется сам Дьявол, прослеживался переработанный вариант первой строки знаменитого гимна Фортуната, исполняемого во время литургии в Великую пятницу. И эта строка гласила:

«Vexilla regis prodeunt inferni.

Близятся знамена владыки ада».

Черная Орхидея подобрал ожидавшего его возле виллы Викарио Ландретто и шагнул в гондолу.

— Все нормально, хозяин?

— Это полное безумие, Ландретто, уж поверь. И мы имеем дело с эстетом…

— Нас дож желает видеть. Он ждет нас во дворце. Пьетро уселся, тщательно проследив, чтобы широкие рукава рубашки не помялись при соприкосновении с влажным деревом гондолы. Одернул камзол и поправил шляпу на голове.

— Ну что ж, его весьма удивит мой рассказ.

* * *

Силы зла и царство Дьявола

Анастасий Разиэль Трактат о восстании ангелов Предисловие к изданию 1436 года

Когда ангелы восстали против Создателя, собрались они под знаменем Люцифера и потребовали себе право на власть божественную. Набрали они девять легионов, придумали себе демоническую монархию и рассеялись по всем горизонтам Небесным, дабы подготовить последнюю битву. Каждый имел свой чин, свой лик, свое небесное оружие. И каждому в преддверии конечного восстания дано было отдельное задание. Когда все было готово, с удовлетворением оценил Люцифер крылатое множество. В последний раз попросил он Всемогущего поделиться властью. Но ответа не получив, объявил войну. И тогда содрогнулся весь мир, и полыхнули тысячами расцветок звезды от одного конца эфира до другого — потому что час настал.

— «Божественная комедия»? А она-то тут при чем? Франческо Лоредано откинул полу горностаевой мантии. Скипетр в его руке слегка подрагивал.

— Это ключ, ваша светлость, — пояснил Пьетро. — Связующее звено между обоими убийствами. Скажем… они оформлены как вольная трактовка комедии Данте. Над нами издеваются.

Эмилио Виндикати подался вперед:

— Это открытие очень важно, ваша светлость, даже если существует вероятность, что оно вовсе не случайно. Аргументов Пьетро вполне достаточно. Это подтверждает, что мы имеем дело с человеком или организацией совершенно сатанинской. Как видите, у нас проблема. Если противник действует в вырисовывающемся направлении, то следует опасаться худшего. Химера развлекается, предлагая нашему вниманию маленькую шараду. Мрачную шараду. Девять кругов… Девять убийств?

— Вы хотите сказать, что нам следует ожидать еще семь таких же преступлений? — ахнул дож.

— Боюсь, что так, — нахмурился Пьетро.

Франческо Лоредано провел ладонью по лицу.

— Это немыслимо.

Повисло молчание, нарушенное Эмилио: