Западня для олигарха

– Я ничего не слышала о нем тридцать лет… Он просто захотел посмотреть на свою внучку, вот и все. Возможно, он поехал ко мне домой и сидит сейчас с Юлькой в скверике, дожидается меня.

– А вдруг все совсем не так безобидно?

– Ну, скажи, зачем бы он стал ее тогда забирать? Просто возраст берет свое, захотел увидеть внучку, вот и все.

– А что же, на сына ему посмотреть не захотелось?

– Коля, не терзай ты меня. Не знаю я ничего. Просто считаю, что в милицию заявлять пока не надо. Решим все сами, по-семейному.

– А что я скажу жене? Или ты сама все ей объяснишь?

– С Оксаной я сама поговорю. Она же умная девочка, она меня поймет… И простит. А пока поехали домой. Вдруг и вправду Коля с Юлькой у двери стоят и меня дожидаются?

Николай резко развернулся и быстрым шагом вышел из кабинета. Лилия Эдгаровна бросилась вслед за ним, не попрощавшись с Катей.

У дверей никого не оказалось. Как и в сквере. Зато в почтовом ящике лежал конверт, адресованный Синецкой Л.Э.

Коля вытащил его трясущимися руками из почтового ящика и передал матери.

– Это его почерк?

– Понятия не имею. Он ведь раньше никогда мне ничего не писал…

– Мама, ну давай же, вскрывай. Читай вслух.

Лилия Эдгаровна вскрыла конверт, развернула сложенный вчетверо лист бумаги. Записка была предельно лаконичной:

«Лиля, прости, что я обманом забрал Юленьку. Она славная девочка, ей со мной будет хорошо. Мы отправляемся с ней в небольшое путешествие, на пару недель, не больше. Не волнуйся за нее, пожалуйста, когда вернемся, все объясню и тебе, и сыну. Замаев».

Лилия Эдгаровна облегченно вздохнула. Она ничего не слышала о Замаеве тридцать лет. Почти забыла его. Почти… Но в том, что он порядочный человек и ничего плохого не сделает со своей собственной внучкой, была абсолютно уверена. Конечно, умом она понимала, что за такой большой срок люди меняются, ломаются, становятся злыми и жестокими – разными, одним словом. Но сердцем она по-прежнему была уверена в том, что Коля Замаев – самый лучший мужчина на земле. Он наконец-то нашел ее, пусть и через столько лет. Ну, забрал Юльку, значит, захотел пообщаться с внучкой. Коля, сын, взрослый, а Юленька – совсем еще ребенок, вот ему и захотелось с ней попутешествовать…

Николай, похоже, не испытал особого облегчения, прочитав письмо. И материнского спокойствия не разделял. Он все еще никак не мог поверить, что у него в один день вдруг объявился отец и пропала единственная дочь. Последнее обстоятельство беспокоило его более всего.

Он все же решил показать странное письмо новоявленного отца своему другу Володе Тарасову, который служил в милиции.

– Собирайся, мам, поедем к нам. Я без дочери Оксанке на глаза не смогу показаться. Так что готовься к объяснению с любимой невесткой.

Лилия Эдгаровна обреченно кивнула.

Глава 2

Владлен Алексеевич укрыл пледом спящую в кресле возле иллюминатора девочку.

Прошло уже полчаса, как самолет поднялся в воздух, и напряжение, в котором Троеглазов находился последние дни, наконец-то отступило. Удобно устроившись в кресле, он все еще никак не мог поверить, как все удачно прошло.

Украсть ребенка непросто. Он так мастерски все придумал и продумал, что умудрился обернуть это похищение в небольшое путешествие для девочки. А Юлька и правда не совсем обычная девочка. Все время молчит, не капризничает, не докучает Троеглазову вопросами и просьбами. Редчайший ребенок. И глаза у нее такие необычные – изумрудно-зеленые, огромные, в щеточке длинных пушистых ресниц.

«Настоящая айяндакская принцесса, – подумал Владлен Алексеевич, – то-то шаманка обрадуется».

…Когда после чудесного исцеления Тимофея он зашел в юрту к Шубуун, то даже не догадывался о том, как непроста эта дремучая алтайская шаманка. Что она умеет читать мысли, предугадывать события, повелевать людьми и, самое главное, возвращать их с того света.

Обряд серьезно подкосил ее, вытянул все жизненные силы. Однако вернул Тимофею здоровье.

В юрте было темно и очень жарко. Шубуун с закрытыми глазами лежала на досках, прикрытых мараловыми шкурами, прямо возле небольшой железной печурки. Сверху она еще была накрыта старым ватным одеялом непонятного цвета, а поверх его – двумя или тремя мохнатыми шкурами. Как ни всматривался в них Троеглазов, присевший рядом, так и не смог понять, чьи они.

– Это волчьи шкуры, – шепотом сказала Шубуун, казалось, прочитав мысли Троеглазова. От удивления он растерялся настолько, что не смог вымолвить ни слова.

– Ты не удивляйся, – продолжила старуха, – я все вижу по твоему лицу. И о чем думаешь, и о чем хочешь спросить, да не решаешься.

– Шубуун, ты меня пугаешь, – сознался Троеглазов, – от тебя ничего невозможно скрыть. Ты умеешь читать мысли и столькими еще премудростями владеешь, а живешь в таких нечеловеческих условиях. Зачем?

– Я выполняю то, что мне поручено.

– Кем поручено?

– Судьбой.