– Кроме меня есть еще Лярана, которая, согласись, стоит больше, чем жизнь Гвисойма, – вкрадчивым тоном напомнил Эдмар. – Что со мной случись – для кофейного княжества это будет смертный приговор. Я там появляюсь время от времени и надолго не задерживаюсь, но волшебный народец, олосохарские бандиты и окрестные бандитствующие феодалы не трогают Лярану только потому, что где-то есть живой Тейзург, который в случае чего придет разбираться. Население там растет как на дрожжах. Туда сейчас со всех концов Суринани тянутся ремесленники, художники, музыканты и прочие дарования, поскольку ходят слухи, что я им покровительствую и не привечаю Ктарму с ее мракобесием. Заметь, я эти слухи не распускал – это побочный эффект моего кофейного проекта. Пока там требуются прежде всего рабочие руки на стройку – и вновь прибывшие охотно подряжаются работать за еду. Я-то думал, придется рабов партиями покупать, но зачем рабы, если нет отбоя от добровольцев? Зинта, это на свой лад романтично: они строят город в моих владениях и по моему проекту, но строят его для себя – чтобы поселиться там и лепить свои горшки, ткать ковры, ковать оружие, рисовать картины, и какие у них там еще увлечения… Все идет к тому, что Лярана станет не тихим роскошным поместьем, как было задумано вначале, а этаким городом мастеров. И можешь смеяться, но я порой и сам невольно проникаюсь их настроением, – он насмешливо сощурил длинные лилово-болотные глаза. – Тебе бы там понравилось, истинно доброжительская обстановка.
– Потому что люди хотят вольно дышать и заниматься любимым делом, – серьезно подтвердила Зинта. – И раз ты дал им такую надежду, ты теперь за Лярану отвечаешь. Уж постарайся, чтобы все там было в порядке, а то вон как у тебя с Марнейей в прошлый раз получилось…
– Спасибо, припомнила! Это было миллион лет назад. Согласись, Лярана важнее, чем Гвисойм. И я бы совершил непростительный промах, если бы отпустил его на все четыре стороны. Кстати, это обычная практика. Прислуга, уволенная из дома более-менее влиятельного мага, вскоре умирает якобы естественной смертью – как ты думаешь, с чего бы это?
– Скверные дела, – она хмуро вздохнула. – По-моему, Суно так не поступит.
– Твой Суно не интриган. Или даже не так: у коллеги Суно, конечно же, есть недоброжелатели, но на него никто не охотится, так что для него нет необходимости в таких мерах.
– Ну и хорошо. С Тимодией-то как, ты ведь до сих пор не рассказал?
– Его не было дома, так что я вручил это сокровище Ивене с Марсией, вместе с
– Она же тамошнего языка не знает!
– Тот, кто попадает из одного мира в другой через правильно открытые Врата Перехода, будет знать местный язык, словно учил его с детства наравне со своим родным. Существует множество гипотез, объясняющих этот феномен, в сей теме только ленивый не отметился, но главное, что это так, а не иначе.
– Ага, я ведь читала об этом в книжках достопочтенного Зибелдона… Для Тимодии ты все сделал правильно. Рименду только жалко. Нелегко ей было, то-то она и с дочкой под конец вела себя так, что Тимодия решила, будто бы ты ее заколдовал.
– О, разве ты не поняла, в чем дело? Хотя ты для этого чересчур доброжительница… Я-то понял. Рименда хотела, чтобы Тимодия обиделась на нее, разлюбила и вследствие этого меньше страдала после разлуки. Поразительная женщина.
– Вот оно как, – грустно произнесла лекарка. – Добрых ей посмертных путей. Хорошо бы она
Зинте представлялось, что эта сильная, отцветающе красивая, решительная женщина похожа на кошку или собаку, которая уносила в зубах от врагов своего детеныша, да так бежала, что упала замертво. Зато детеныша все-таки спасла.
– Думаю, она скоро получит послание, если уже не получила, – Эдмар кривовато усмехнулся, словно хотел выказать пренебрежение к тому, о чем шла речь, и в то же время сам отлично понимал, что это у него скорее игра в пренебрежение, чем что-то настоящее. – От мерзавца, которому я сплавил Тимодию. Он из тех немногих, кто на это способен.
– Да хватит уже хорошего человека по всякому поводу мерзавцем честить! Вот уж язык у тебя хуже змеиного жала, если вдруг прикусишь его – сплюнь поскорее, чтобы самому не травануться.
– Спасибо, я обычно так и делаю, – невозмутимо согласился Тейзург. – Зинта, можно быть примером для всех доброжителей, истинным ангелом небесным, заблудившимся среди людей, Стражем Мира в резерве, хорошим сыном, мужем и отцом, сокровищем для своего начальства, обладателем целого чемодана заслуженных боевых наград и благодарностей – и в то же время отъявленным мерзавцем по отношению к тому, кому выпало несчастье тебя полюбить. Едва заходит речь обо мне, его хваленая совесть радостно срывается с места и удирает далеко-далеко, чтобы блаженно нежиться под ласковым солнцем на тропическом пляже, пользуясь минутой передышки.