Западня для ведьмы

Издали Ниларьягдун напоминал кучу мусора, оставленную какими-то канальями на берегу иззелена-бурой речки. Зато со своей легендой: жила некогда девица, которую звали Ниларья, однажды пошла она погулять, и за ней увязались амуши. Она от них бегом, а на пути река. «Спаси меня, Сумляр великий!» – взмолилась Ниларья. Польстила она безмерно этому мутному ручью, но Сумляр все равно заартачился: «Отдай мне, красавица, свое ожерелье, тогда помогу тебе!» Делать нечего: сорвав с шеи ожерелье из олосохарского жемчуга, Ниларья бросила его в воду, и оно тут же обернулось белокаменным мостом, по которому дева перебежала на ту сторону, а преследователи остались ни с чем. Известно ведь, что амуши заказано перейти по мосту через текучую воду, разве что кто-нибудь перенесет его на закорках. Вброд или на лодке – это запросто, а мосты для этих злыдней с травяными шевелюрами по Условию запретная территория.

Орвехту было любопытно, как решит эту проблему «спутница» снедаемого тревогой Онсура, но посмотреть так и не довелось. События понеслись вскачь еще до того, как их компания добралась до Ниларьягдуна.

Замаячил вдали старый каменный мост, и вправду белый. Кое-где в этой местности попадаются выветренные белесые скалы – так называемые Зубы Ланки. Будто бы повстречались однажды в этих краях хитроумный бог обмана и Зерл Неотступная, богиня преследования, возмездия и воинской доблести – ну, и повздорили. Ланки хоть бы что, у него потом новые зубы выросли.

Деревня по обе стороны бывшего ожерелья перестала напоминать две кучи отбросов, уже можно было различить глинобитные постройки в стиле «и так сойдет, лишь бы не развалилось». Здешний владетель, считавшийся потомком той самой Ниларьи, кормился платой за проезд по мосту, а его крестьяне рыбачили и возделывали огороды, раскиданные вдоль реки зелеными заплатками.

Орвехт приготовился играть роль господина Бровальда, разозленного тем, что с него опять требуют денег, но до этого не дошло.

Женщина, сидевшая рядом с мужем в повозке с плетеным верхом-коробом, внезапно завозилась, как будто устраивалась поудобней. Темно-коричневая усхайба – точь-в-точь сгусток сепии – заколыхалась так, словно спрятанное под ней существо было вовсе бесформенным.

Несчастное лицо сидевшего рядом мужчины смертельно побледнело, лоб под тюрбаном покрылся испариной, но его руки продолжали сжимать поводья. В этих нервных худощавых кистях с длинными пальцами сквозила обреченность музыканта, играющего свой последний трагический этюд.

Впереди торчал один из Зубов Ланки – скала цвета старого бивня, с почти не различимыми на ее фоне кучками костей у подножия.

Впрочем, костей ли?..

– Джахур, каналья, ты меня по миру когда-нибудь пустишь! – взревел господин Бровальд. – Еще и за тебя здесь плати, это же форменный грабеж!

Сие означало: Зомар, боевая готовность.

Амулетчик и сам обратил внимание на подозрительные останки возле Зуба. Да и курьер Ложи уставился на них сосредоточенно, словно прикидывая, который из артефактов пустить в ход, ежели что.

Когда кости зашевелились, Суно, оставив эту проблему Зомару с Кебрехтом, ударил заклятьем по твари в усхайбе. Существо завизжало, как свинья под ножом, у людей буквально заложило уши.

Напуганная лошадь рванулась вперед, повозка со скрипом и стуком поволоклась за ней, накренилась, отлетевшее колесо покатилось, подпрыгивая, к сияющей на солнце речке. И возница, и его загадочная спутница вывалились на землю, а перекошенный плетеный короб на трех колесах потащился, вздымая пыль, за взбесившейся кобылой.

Остальные животные тоже переполошились. Сердито крякающий Атабиш-нуба, Сабил, в своей запыленной матхаве похожий на грабителя караванов, и капитан Начелдон, даже в этой сутолоке сохранивший плутовато-бывалую мину, пытались их успокоить.

Существо выбралось из балахона, словно насекомое из куколки, и оказалось, что оно там пряталось не одно.

Как и подозревал маг, это был амуши с колосящейся травой вместо волос. Сразу видно, что полукровка: ступни не крупнее, чем у людей, руки-плети не удивляют чрезмерной длиной, на пальцах вместо когтей плоские желтоватые ногти – не то чтобы красота, но за человека сойдет, если не будет выставлять напоказ свои растительные патлы. Насчет пола неясно, однако признаков беременности там не было и в помине. Крепко уцепившись своими отростками, на тощем, как жердь, торсе амуши висел скумон. Упырь, похожий на бурое перекати-поле, с отвратительным бледно-розовым хоботком, который жадно шевелился, принюхиваясь в поисках крови. Столько времени удерживать под контролем голодного скумона – нечто из ряда вон выходящее… Впрочем, слуга Лормы наверняка использовал для этого какой-то артефакт.

Словно оттолкнувшийся от стенки мяч, скумон прыгнул на Кебрехта, который в этот момент был занят атакующими стигами.