Западня глобализации

Для Мексики 1996 года случай с Хесусом Гонсалесом вполне типичен. Каждый второй мексиканец трудоспособного возраста или безработный, или перебивается поденным трудом в теневой экономике. Вот уже полтора года совокупный продукт на душу населения неуклонно снижается. Страну сотрясают политические волнения, забастовки и крестьянские восстания. Это совсем не то, что планировали правительство и его советники из США. Десять лет три сменявшие друг друга президента послушно выполняли все предписания Всемирного банка, Международного валютного фонда и правительства Соединенных Штатов. Они приватизировали большую часть государственной промышленности, сняли все ограничения для иностранных инвесторов, отменили импортные пошлины и открыли страну мировой финансовой системе. В 1993 году Мексика даже заключила с Соединенными Штатами и Канадой Североамериканское соглашение о свободной торговле (NAFTA), предполагавшее полную интеграцию страны в североамериканский рынок в течение десяти лет. Международное сообщество неолибералов нашло в лице Мексики примерного ученика, и в 1994 году клуб богатых стран, видимо, признал это окончательно, приняв ее в ОЭСР.

Поначалу казалось, что все идет по плану. Многочисленные транснациональные корпорации открывали или расширяли в Мексике производственные площади. Объем экспорта ежегодно возрастал на 6 процентов, а внешняя задолженность госбюджета, которая в 1982 году поставила страну на грань катастрофы, начала уменьшаться. Впервые в Мексике стал набирать силу пусть и немногочисленный, но вполне платежеспособный средний класс, который основывал новые компании и платил налоги. Но при всем том «экономическое чудо» приносило реальную выгоду лишь очень незначительной части экономики и населения. Новые, динамично развивавшиеся отрасли химической, электронной и автомобильной промышленности сильно зависели от импорта и создавали сравнительно мало новых рабочих мест. Старая крупная промышленность была выведена из государственного сектора и передана в руки нескольких акционеров-толстосумов. Всего лишь 25 холдингов контролировали корпоративную империю, производившую половину ВНП страны[1]. В то же время, однако, излишняя /188/ открытость по отношению к Соединенным Штатам подвергла основные секторы мексиканской экономики внешней конкуренции. Страну захлестнул поток импортных товаров, и компании средних размеров, специализировавшиеся на трудоемком производстве, были поставлены на колени. В одних только машиностроении и прежде стабильной текстильной промышленности были вынуждены закрыться пятьдесят процентов предприятий. Реальный экономический рост стал отставать от роста населения. Форсированная капитализация сельского хозяйства, которая, как предполагалось, должна была подстегнуть экспорт и помочь справиться с гигантскими конкурентами из США, на практике имела катастрофические последствия. Несколько миллионов сельскохозяйственных рабочих потеряли работу из-за механизации и хлынули и без того перенаселенные города. Начиная с 1988 года импорт рос в четыре раза быстрее, чем экспорт, наращивая дефицит торгового баланса, который в 1994 году равнялся соответствующему показателю всех остальных латиноамериканских стран вместе взятых[2]. Но к тому времени пути назад у стратегов мексиканского роста уже не было. Для успокоения избирателей и сохранения дешевого импорта правительство удорожало валюту страны за счет высоких процентных ставок. Это не только парализовало местную экономику, но и привлекло в страну свыше 50 миллиардов долларов в краткосрочных инвестициях из североамериканских фондов. В декабре 1994 года, наконец, случилось неизбежное: мыльный пузырь лопнул, и произошла девальвация песо. Страшась гнева американских инвесторов и мирового финансового краха, вашингтонский министр финансов Рубин и шеф МВФ Камдессю организовали крупнейший чрезвычайный заем всех времен (см. гл. 3). Это, разумеется, спасло иностранных инвесторов, но ввергло Мексику в экономическую катастрофу. Для того чтобы вернуть доверие международных рынков, президент Эрнесто Седилью распорядился начать следующий раунд шоковой терапии. Реальные процентные ставки в размере свыше 20 процентов и радикальное урезание расходов на общественные нужды привели к тяжелейшему экономическому спаду за последние 60 лет. В течение нескольких месяцев 15 000 компаний обанкротились, около 3 миллионов человек потеряли работу, и покупательная способность населения уменьшилась, по крайней мере, на треть (3). /189/

После десятилетия неолиберальных реформ стомиллионная нация к югу от Рио-Гранде живет хуже, чем прежде. Стабильность государства подрывается всевозможными движениями протеста — от крестьянской партизанской войны сапатистов на юге до примерно миллиона человек, принадлежащих к среднему классу, которые не в состоянии выплатить подскочившие проценты по займам. Социолог Анне Хуфшмид, хорошо знающая Мексику, считает, что эта страна и впрямь стоит на пороге — только не процветания, а «неуправляемости и гражданской войны»[4].