Западноевропейская поэзия XX века

Вечером в бараке бригадир сказал,
Прижавшись к печке спиной:
«Завтра — день памяти Ленина,
Завтра у нас выходной».

Ночь была черна, как базальт.

Тверд мороз, как гранит.
А в бараке — сало и чай,
Лопаты и динамит.

Люди бурили, долбили, скребли,

Проклятый грунт был острей стекла.
Тоскуя по снегу, стыла земля.
Работа была, как грунт, тяжела.

Завтра — памяти Ленина день.

Передышка завтра, привал.
«Эй, бригадир, расскажи-ка нам,
Что ты в тот год повидал».

«Нас, красноармейцев, из Петрограда

Прислали в Москву, в почетный караул.
Выходим ночью из вагона — видим:
Мороз-то уже к сорока шагнул.

Дома на улицах заиндевели,

Словно изъедены ржавчиной седой…
А еще страшней, чем мороз, чем ветер,
Великая скорбь над Москвой…

Мне не забыть детей постаревших,

Взрослых, что плачут по-детски, навзрыд.
Улицы стонут, стонут площади,
Камень слезой застывшей облит.

Гроб Ильича Москва обнимает,

Кострами греет, как мать нежна.
Как сегодня, вижу: идут и идут
Народы и племена.

Скорбное солнце в морозной дымке

Кажется не солнцем — луной.
Руки жжет горячей огня
Винтовки металл ледяной.

Поплыл над домами плач сирен.

Паровозы — в клубах дыма и пара.
Ударили пушки. Люди несли
Ленина вокруг земного шара.

Весь мир на Красную площадь пришел,

С вождем прощался народ.
Видите — у меня на партийном билете
Двадцать четвертый год…»

Люди смотрели на партийный билет

Своего бригадира. И в полумраке
До полуночи о Ленине шел разговор
В рабочем бараке.

А двадцать первого января,

Утром, в морозный туман,
Бригада лопаты взяла
И пошла в котлован.

Был этот день торжеством труда.

Сорокаградусный злился мороз.
Копали, взрывали, бурили, скребли.
Котлован на глазах рос.

«Цемент привезут — послезавтра фундамент

Класть начинаем, — бригадир кричал, —
Чтоб через год дала металл
Домна имени Ильича!»

МАЯКОВСКИЙ В БАГДАДИ Перевод В. Швыряева

Горечь мечтает стать сладостью.

Руставели