Запах денег

— Виталий Тимурович, — отвожу я в сторонку Скачкова. — А у Миши Леонтьева, были родственники, семья?

— Нет, Егор, вообще никого. Только наши пацаны. Но он, честно говоря, две недели только отработал ещё и друзей толком не завёл.

— Ну, вы позаботьтесь о похоронах, пожалуйста, чтобы всё достойно было и уважительно. И мне скажите, я обязательно должен присутствовать.

— Скажу, не переживай. И вот ещё… ты в его смерти не виноват. Доля секунды и сам бы мог пулю словить. Дело такое…

Я киваю.

Зайдя домой, набираю Куренкова. Он звучит гораздо лучше, чем утром в аэропорту. Пришёл в себя уже.

— Роман Александрович, это Брагин. Не спите?

— Не сплю. Ты там вроде поговорить хотел?

— Хотел, да. Как мне увидеть вас?

— Увидеть, — задумчиво повторяет он за мной. — Ну приезжай сейчас, пока время есть. Потом я сам уйду, а вечером в гости с женой поедем.

— Может в баню сходим, не желаете?

— В баню? — подвисает он.

— Ну, а что? В городскую можно было бы. Грязь бы с себя смыли и в новый год с чистой кожей и чистыми помыслами.

— Грязь не так легко смывается, — отвечает он. — Тем более, с помыслов. Нет, Егор, в баню не пойду, а то улечу в Ленинград вместо Павлика.

— Понятно. Ладно, я тогда подъеду. В течение получаса.

Я выхожу. Кино и немцы. Парни получили инструкции от Скачкова и теперь транспортируют меня, как военного преступника. Бегом-бегом-бегом, пригнувшись, прыг в машину и по газам. А сзади вторая тачка с Толяном и другими крутыми терминаторами.

Вальяжно и по-хозяйски мы мчимся по улицам города, подминая их под себя, и не хватает нам только мигалки, сирены и милицейского сопровождения. В голове звучит музыкальная тема из «Бригады», да только я не Саша Белый. И вот что, очень жаль что Андрей Панин, игравший в «Бригаде» погиб. Он возможно как раз сейчас учится в нашей «Культуре»… Большой был артист… Будет, вернее… Большой!

Куренков выглядит вполне прилично, школу, как говорится, не пропьёшь. Бодрый, энергичный, пахнет не «Шипром», а чем-то французским. Лощёный, элегантный и немного прохладный.

Мы садимся в югославские велюровые кресла, очень, надо сказать, приличные, а его супруга подаёт нам кофе.

— Я варю в джезве, по-турецки, — снисходительно улыбается она.

— Восхитительно, — вдыхаю я кофейный аромат.

И, хотя я предпочитаю настоящий итальянский эспрессо, готов поклясться, этот кофе очень недурён.

— Я добавляю кардамон, — делится со мной секретом жена Куренкова. — Несколько раздавленных зёрен. Хотя, это не зёрна, наверное… Ну не важно, в общем, с кардамоном.

— Ну, что, как жизнь? — выгибает бровь отправленный в активный резерв, подполковник КГБ.

— Всяко было, — усмехаюсь я, — но чтоб так хорошо, ещё ни разу.

Он вяло улыбается.

— А у вас как? — спрашиваю я. — Новая захватывающая работа, новые горизонты. Но отчего же вы печальны? И как так я вас кинул или подставил?

— Печален я, дорогой любимчик богов, товарищ Брагин, — говорит он, — потому что благодаря твоей идее меня перекинули на «перспективный» участок работы. Да только перспектива здесь далёкая и весьма туманная. Говорю без обиняков и предельно откровенно, если ты не возражаешь.

— Напротив, только этого и прошу.

— Ну-ну. А раз перспектива не ясна, чему радоваться? Зарплата у меня остаётся прежней, а оперативного простора для принятия решений намного меньше. И, более того, наш тайный бухгалтер или, как правильно сказать, казначей, наверное… так вот, наш казначей решил, что раз я сейчас не приношу доход, то и нехер меня кормить.

Другими словами, сидел он здесь спокойно, рулил потоками, направлял их в казну, и себе отслюнявливал, сколько считал нужным. А теперь сел на голый паёк. Квартира в Москве, персональный автомобиль и прочие номенклатурные блага — это прекрасно, но… Но не идёт ни в какое сравнение с финансовыми возможностями, получаемыми на прошлой позиции.

— Козёл ваш казначей, плохой финансовый директор, — качаю я головой.

— Большое спасибо за проявление солидарности, — скептически усмехается он.

— Но… — начинаю я, и замолкаю, подбирая нужные слова.

— Вот именно, — кивает он. — Но…

— Роман Александрович, — говорю я. — Очень хочется избежать пафоса. Послушайте… Для меня вы не просто важный член команды. Вы капитан суперпервого ранга и адмирал адмиралов нашего звездолёта.

— Отлично, — качает он головой. — Поцелуй в жопу засчитан, но ситуацию это не меняет.

— Нет, извините, — качаю я указательным пальцем из стороны в сторону. — Это холодная констатация факта, без подхалимажа. Прошу не путать Божий дар с яичницей.

Он поджимает губы.

— То, что ваш финдир мудак, я не виноват.

— Кто мудак? — хмурится он.

— Финансовый директор. Может, он хороший бухгалтер, но стратег говённый, вы уж простите. Вы зашли на охренительно важную позицию, от которой зависит будущее нашей империи. И если он это не может обработать своим головным микропроцессором, надо гнать его поганой метлой в какую-нибудь тюрьму. Шутка.

Куренков качает головой.