Запах креозота

Корр.: Будь Вам сейчас 20 лет. Чем бы Вы занялись в первую очередь?

Г.А.: Я бы изучил свою родословную. Надо знать своих предков, понять их поступки и не винить за то, что сделали они когда-то что-то не так. Об этом, знаете, Даниил Андреев в «Розе мира» хорошо сказал: упрекать предков за их, скажем, непредусмотрительность – это всё равно, что упрекать строителя российского флота Петра I за несоздание им современной авиации.

Мусульмане, как мне известно, знают всех членов своего клана до одиннадцатого колена. Я же своих предков знаю лишь до третьего от силы. А ведь какие были люди! Деды у меня на Бородинском поле воевали, и в Полтавском сражении участвовали. И такая штука: я, например, женился на девушке – Татьяне Скрицкой. Её предки по отцу во времена Екатерины бунтовали. Тогда их усмирял сам Суворов, многих отправили в Забайкалье. Как и прадедов моего тестя – советского генерала и сталинского сокола. Интересно, не правда ли?

Недавно мы отмечали юбилей Н.Н. Дроздова. Говоря заздравный тост, я не мог отметить, что прадед Николая Николаевича – святитель Филарет (Дроздов) являлся духовным руководителем архитектора Тона, создавшего Храм Христа Спасителя, редактировал манифест царя Александра II об освобождении крестьян от крепостной зависимости и сохранил нам А.С. Пушкина как национального гения. Пушкин был убит на дуэли. Хоронить его следовало вне церковной ограды. Представляете, что было бы, если Пушкина так и схоронили. Какой козырь был бы дан в руки всякого рода раскольникам отчизны нашей. Филарет отстоял перед царём право захоронения поэта по христианским правилам, сделав тем самым Александра Сергеевича объединяющим началом всех нас. Вот ведь как бывает.

Корр.: Мы учимся на кафедре печати, и она у нас самая большая по численности. Каково будущее печатных СМИ?

Г.А.: Университет – это счастье наше. Вот мы пришли учиться. Что мы на первом курсе изучаем? Древнерусскую литературу. У нас была преподавательница Татаринова. Так вот она нам Библию читала, Евангелие. Преподносила их как памятник культуры, обращала внимание на образность святого писания, на яркость, на умение апостолов изумительно выразить мысль. Будучи сестрой известного драматурга Корнейчука, написавшего пьесу «Фронт», Татаринова высказывала такие мысли о войне и мире, значение которых осознал я, только дожив до сегодняшнего расхристанного времени. Она говорила о человеческом разуме, который един и который может покончить с предрассудками наций. До тех же пор пока в войне видят зло, она всегда будет обладать известной привлекательностью. Когда в ней научатся видеть вульгарность, она не привлечёт никого. Конечно, такая перемена произойдёт не скоро. Но должна произойти. Страна, народ, объявляя войну другой стране, непременно вспомнят, что тем самым они рушат и себя, и собственную культуру. Воевать – ненавидеть. И разве можно создать песнь ненависти, как говорил Гёте, не ненавидя! Песнь ненависти… Это же противно человеческой сути.

Но о печатном слове, газетах. Они, по-моему, что книги. Они раритет, материальное воплощение культуры. То, что прозвучало на радио, телевидении – блеснуло и ушло в небытие.

Быть может, я тут немножко утрирую, отстаиваю честь газетного мундира. Но, право, уверен на все сто: запечатлённое, вырвавшееся из страстной груди слово будет востребовано всегда. Вспомним стихи Николая Рубцова о не земной радости человека, способного:

«В своей руке
Сверкающее слово
Вдруг ощутить,
Как молнию ручную!»

Постскриптум

Выше приведённое интервью было опубликовано в научно-практическом издании «Идеи и новации». Цитировалось на слёте молодых журналистов в Дагомысе, рекомендовалось к изучению на факультете журналистики.

В альманахе были приведены беседы со многими представителями СМИ старшего поколения. Понимаю, всего того, что наговорили мы, старики, вместить разом не смогло бы никакое издание.

Я, например, «растекался по древу» перед юными слушателями чуть ли не четыре часа. А в итоге напечатано то, что вы только что прочитали.

Но тщеславие распирает. И так хочется поведать, хотя бы кратко, о том, что осталось за бортом. Извините, но, может и пригодится это кому-то.

«Писаная торба»

Оппоненты – не студенты, разумеется, не раз одёргивали меня: «носишься со своей деревней, как дурак с «писаной торбой». «Чего тогда торчишь в Москве, езжай в свою берлогу».

Н-да… Пушкина тоже гнобили за русскость вельможи, прозападники, кричали даже: «Исписался Александр Сергеевич!».

Нет теперь моей родовой деревни (заросла лесом), по поводу которой говорил и говорю: «Ох, если бы жива была она, от которой впитал я великорусский говор, своеобразный, богатый великими смыслами, отливающий необыкновенными оттенками чувств и человеческой красоты, – я положил бы её ногам всё, что скопил приобрёл и что делал, уверен теперь, лишь бы только добиться признания её и одобрения. Её – и никого больше.

Многого захотел.