Запах лунника

Красавчик недоуменно вертел хвостом, поглядывал в ее сторону преданными глазами. Аня вывалила на траву все пачки, их было девять (десятую растоптала в подвале), в каком-то буйном безумстве она стала разрывать бумажные банковские бандероли и разбрасывать стодолларовые купюры вокруг. Ветерок, словно в насмешку, шевелил и шуршал банкнотами в траве. Завораживающее зрелище рассыпанных вокруг денег туманило разум, она чувствовала, что сходит с ума… А ведь там внизу оставалось еще много мешков. Она даже не знала сколько… «Что же я делаю? Что я делаю?… Здесь миллионы… Несколько миллионов… Новая жизнь… Власть, богатство…» — «Нет, — возражала сама себе Аня, — не бывает новой жизни, есть только другая… другая жизнь, но не моя…» — «И не другую жизнь вовсе, а смерть они принесли Георгию… Сколько еще крови на этих долларах?…»

Она вдруг сообразила, что разговаривает сама с собой, потом зачем-то прикинула: если сложить пенсии всех до последнего здешних хуторян за целый год — выйдет меньше половины одной только пачки зеленых! Какой же властью облечен негодяй, заполучивший столько баксов?! Что для него этот хутор? Живые люди? Райские земли, по одному доллару за сотку? Ей припомнилось, как какие-то парни снимали хутор на видеокамеру, и землемер приезжал обмерять огороды. Может быть, все уже здесь распродано втихаря? Кто же он, кто, этот всесильный подонок?!

Девять пачек… по сто купюр в каждой… Зеленые сотки разлетелись по поляне. Пустой целлофановый пакет она отшвырнула ногой в сторону. Таких пакетов в мешки набито по пятьдесят… «Господи, помоги мне! — взмолилась Анна. — Не дай лишиться рассудка из-за проклятых денег! Все равно конец. Так вот же вам, вот! Пусть все село, весь мир узнает, что здесь творится!»

Она спустилась снова в подвал, вытащила другой пакет, разорвала его зубами и стала разбрасывать веерами, по кругу, чертовы доллары…

Солнце взошло и стояло уже высоко, заливая поляну жгучим июльским жаром, вокруг не было ни души, даже Красавчик исчез куда-то.

— Гады, мерзавцы, трусы… Ну, подходите, подбирайте свои грязные баксы… Тьфу!.. Покажите ваши гнусные рожи народу… Все сюда, все… Эй, люди! — закричала Аня во весь голос.

Теперь она никого не боялась. Помирать, так с музыкой! Третий пакет рассеялся по поляне. Сердце выскакивало из Аниной груди, она взмокла, как загнанная лошадь. Ветер стих, и доллары зеленым ковром укрыли траву вокруг цоколя. Нет, нет, пока еще Аня была в здравом уме, хотя и слегка помраченном. Важным оставалось лишь одно: предать огласке то, что здесь творилось. В этом было ее спасение и справедливость… Но как, как? Кто позволит ей рассказать об этом? В какой газете?!

— Люди! Эй, люди!..

Кто-то обхватил ее сзади за шею и зажал рот рукой. Сопротивляться она и не пыталась. Дыхание перекрыло, и свет померк.

Глава пятая

Очнулась Аня в облачно — радужной своей постели, в домике, покинутом на рассвете. Рядом сидел Петр и заботливо поправлял мокрое полотенце на ее тяжелой еще голове.

— Ах ты бедолажка! — сказал он и погладил свою неразумную подругу по волосам.

Из глаз Ани потекли слезы. Она чувствовала себя маленькой девочкой, которую пожалел старший брат.

— Попей водички, я холодненькой принес, с родника. — Он поднес к ее губам чашку с водой.

Вода показалась Ане такой сладкой и вкусной, какой она не пила сроду. Петя улыбнулся, поправил подушку, устроил Аню полусидя, у окна, а потом, приложив палец к губам, сказал:

— Тсс, ни слова. Ты будешь молчать и слушать меня. Лады?

Аня кивнула, а что ей еще оставалось?

— Я нашел тебя здесь, в горячке. Ты никуда не выходила, ничего не делала, никого не видела.

У горемычной робинзонки только удивленно полезли вверх брови.

— Анюта, не смотри на мена, как на рождественский пряник. Повторяю: я вошел в дом и застал тебя в горячке. Ты бредила от пережитых волнений. У тебя жар.

— В самом деле? — Слабая надежда на то, что она действительно забылась бредовым сном, зародилась в доверчивой женской душе.

— Абсолютная правда. Вот те крест. — И Петр размашисто перекрестился.

Глядя в зеленые Петькины глаза, Аня наконец сообразила, что если ей что-то и приснилось, так это ее милый дружочек. Или тот юноша? Нет, пожалуй, Петька. Но ведь его судьба возвратила ей в кутузке! Значит, и убийство, и доллары — все было! От безысходности и страха Аня скривилась и застонала.

— Ну, ну, — загудел басом Петр, — я тебе все сейчас поясню. Авось не пропадем вместе, подружка. Когда тебя от нас увели, мы совсем приуныли. Как пить дать мотивчик какой-нибудь пришьют особенный…

Лейтенант тоже скуксился. Он — то уже поверил, что именно его отправят под трибунал за убийство. Однако к утру начались фокусы. Нам выдали спортивные костюмы, велели переодеться и стали вызывать на допрос по одному. Там быстренько оформляли протоколы, потом выдавали уже заполненные ксивы, а мыто их дожидались с весны, еще по ведомости — двести гривен на брата в зубы, и — коленом под зад, без права заезда к родимым, так сказать, пенатам. Выписали даже направления на работу с обязательным койкоместом в общаге.