Читаем Запах полыни. Повести, рассказы полностью

Отар на миг замолчал, посмотрел на дочь. «И чего противится? Не за старика же ее прочу. Парень молодой, красивый. А у Жакупа добра хватит, не в бедный дом идет. Ну?»

Асия словно услыхала эти непроизнесенные слова. Резко вскинула голову, глаза сверкнули — нет!

Не стерпел Отар, крикнул, как плетью ударил:

— Ну и будешь сидеть на моей шее старой девкой!

И это сказал отец?! Лицо девушки вспыхнуло. В легком платье, в тонких ичигах выбежала на улицу. Чуть не упала в снег. Спряталась за сарай, ждала, пока уйдет Жакуп. Не чувствовала мороза, холодно было только ногам, а лицо горело.

…Весна пришла неожиданно. Подул южный ветер — за одну ночь сорвал с земли кованый панцирь. Оттаяла земля, радостно вздохнула. Потянулись над степью караваны птиц. Шумно стало в поселке. Шумно и весело.

Аул очнулся от зимнего сна, громыхал, разминался. Суетились трактористы у машин, проверяли плуги и сеялки, разъезжались по полям. Шумели весовщики, хлопотали полеводы. Один трактор, что конь необъезженный, вдруг свернул в узкую улочку и резко затормозил у дома Отара. Газанул тракторист — стекла задрожали. Старая Раш испуганно высунулась из окна: уж не жакуповский ли сынок подкатил на машине! А тракторист заглушил мотор, выскочил из кабины — смуглый, большеголовый. И, конечно, кепка набекрень, как положено лихим механизаторам.

— Эй, хозяева! Гостей принимайте! Есть кто живой?!

Старой Раш показалось, что шумит целая толпа. Она вышла к воротам. Нет, вроде один человек. Один, а столько шума. А он подходил уже к ней, улыбался, протягивал руку.

— Меня зовут Ноян. Я с центральной усадьбы. Бригадир послал к вам жить. Временно, пока общежитие достроят.

Отар хмуро поглядел из-за плетня. Проворчал в усы:

— Не могли послать более подходящего человека. Стрекочет, как сорока, не остановишь…

Ноян скинул комбинезон, отряхнул, ловко набросил на плетень.

— Ойбой, сынок! Как бы не сжевал кто твою одежду. Скотина, она же не разбирает…

— Пусть едят на здоровье! Может, понравится мазутная закуска.

— Ойбой, отравятся! Повесить бы подальше да и повыше.

Ноян рассмеялся и махнул рукой. Он вошел в дом спокойно и уверенно, как будто жил здесь уже давно. Сел на самое почетное место, как и подобает гостю.

Асия стояла у окна. Услышав шаги, она обернулась. И хотя в комнате было не особенно светло, Ноян разглядел ее большие удивленные глаза. Ему стало неловко, но он овладел собой, чуть прищурился и шутливо спросил:

— Вы случайно не Бизбике?[10]

— Нет, я Асия. А почему вы так спросили?

И опять Нояну стало не по себе.

— Да просто так. Вы не думайте, что я считаю Отара-агу Шыгайбаем, хотя, правда, некоторые так считают… Вернее, не совсем так… Вот я спросил, — вконец запутавшись, проговорил он. — В общем-то я к вам ненадолго, пока общежитие достроят.

— Вот как. Ненадолго, значит…

Тонкими пальцами Асия то сплетала, то расплетала переброшенные на грудь косы.

«Эх, — вздохнул тракторист. — Совсем не хотел обидеть. Пошутил только, а вот как вышло».

Он сдернул помятую кепку, пригладил взъерошенные волосы. Хотел достать расческу, но вспомнил, что оставил ее в комбинезоне, и посмотрел на девушку извиняющимся взглядом.

Наскоро загнав скот в хлев, Отар вошел в дом. Он продолжал делать вид, что не замечает гостя. Сел на кошму и, послюнявив пальцы, стал покручивать тонкие усики, и без того торчащие, как скрученные проволоки.

— И давно, Отар-ага, вы отращиваете усы? — будто невзначай спросил Ноян.

В глазах его появились смешинки. Отар хмуро глянул на гостя, и, отвернувшись, лег на подушку. Асия фыркнула и выбежала в другую комнату. Отар крякнул, хотел было крикнуть: «Бесстыжий черт, замолчи!»- но потом раздумал. От этого нахала можно отвязаться только молчанием.

О проделках Нояна Отар был наслышан, своим острым языком и любовью к розыгрышам тот славился на весь колхоз.

Ноян тоже сидел молча. Но думал он совсем не об Отаре…

Наутро раньше всех, как подобает хозяину, поднялся Отар. Он долго одевался, кряхтел. Потом вышел, чтобы вывести скот из хлева.

В ранние утренние часы степь была молчаливой и величавой. И прохладной. Это нравилось Отару. Он остановился, прищурился. Первые тонкие лучи солнца рассекали темень. Медленно выкатывался раскаленный шар. Побелевший за ночь от инея трактор оттаивал, капли, хлюпая, стекали в маленькие лужицы.

Отар вернулся в дом. Ну, конечно! Ноян храпел, уткнувшись в подушку.

— Эй, артист! Ты что, спать к нам приехал? — загудел Отар.

Одним прыжком Ноян поднялся с постели, протер глаза, быстро оделся. Застучал умывальником на терраске. Проходя мимо комнаты, где спала Асия, случайно заглянул в окно. Остановился. Прижал лоб к стеклу.

Когда на террасу вышел Отар, Ноян поспешно отошел от окна и стал тереть полотенцем сухое лицо.

«Чего ходит и разглядывает этот бес?»- подумал Отар и подошел к окну. В глубине комнаты безмятежно спала Асия. Черные косы разметались по подушке. Одеяло сползло и приоткрыло плечо.

Отар свирепо стукнул кулаком по раме, Асия вздрогнула, проснулась и, ничего не поняв, испуганно натянула на себя одеяло.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Вишневый омут
Вишневый омут

В книгу выдающегося русского писателя, лауреата Государственных премий, Героя Социалистического Труда Михаила Николаевича Алексеева (1918–2007) вошли роман «Вишневый омут» и повесть «Хлеб — имя существительное». Это — своеобразная художественная летопись судеб русского крестьянства на протяжении целого столетия: 1870–1970-е годы. Драматические судьбы героев переплетаются с социально-политическими потрясениями эпохи: Первой мировой войной, революцией, коллективизацией, Великой Отечественной, возрождением страны в послевоенный период… Не могут не тронуть душу читателя прекрасные женские образы — Фрося-вишенка из «Вишневого омута» и Журавушка из повести «Хлеб — имя существительное». Эти произведения неоднократно экранизировались и пользовались заслуженным успехом у зрителей.

Михаил Николаевич Алексеев

Советская классическая проза
Плаха
Плаха

Самый верный путь к творческому бессмертию – это писать sub specie mortis – с точки зрения смерти, или, что в данном случае одно и то же, с точки зрения вечности. Именно с этой позиции пишет свою прозу Чингиз Айтматов, классик русской и киргизской литературы, лауреат самых престижных премий, хотя последнее обстоятельство в глазах читателя современного, сформировавшегося уже на руинах некогда великой империи, не является столь уж важным. Но несомненно важным оказалось другое: айтматовские притчи, в которых миф переплетен с реальностью, а национальные, исторические и культурные пласты перемешаны, – приобрели сегодня новое трагическое звучание, стали еще более пронзительными. Потому что пропасть, о которой предупреждал Айтматов несколько десятилетий назад, – теперь у нас под ногами. В том числе и об этом – роман Ч. Айтматова «Плаха» (1986).«Ослепительная волчица Акбара и ее волк Ташчайнар, редкостной чистоты души Бостон, достойный воспоминаний о героях древнегреческих трагедии, и его антипод Базарбай, мятущийся Авдий, принявший крестные муки, и жертвенный младенец Кенджеш, охотники за наркотическим травяным зельем и благословенные певцы… – все предстали взору писателя и нашему взору в атмосфере высоких температур подлинного чувства».А. Золотов

Чингиз Айтматов , Чингиз Торекулович Айтматов

Проза / Советская классическая проза
Концессия
Концессия

Все творчество Павла Леонидовича Далецкого связано с Дальним Востоком, куда он попал еще в детстве. Наибольшей популярностью у читателей пользовался роман-эпопея "На сопках Маньчжурии", посвященный Русско-японской войне.Однако не меньший интерес представляет роман "Концессия" о захватывающих, почти детективных событиях конца 1920-х - начала 1930-х годов на Камчатке. Молодая советская власть объявила народным достоянием природные богатства этого края, до того безнаказанно расхищаемые японскими промышленниками и рыболовными фирмами. Чтобы люди охотно ехали в необжитые земли и не испытывали нужды, было создано Акционерное камчатское общество, взявшее на себя нелегкую обязанность - соблюдать законность и порядок на гигантской территории и не допустить ее разорения. Но враги советской власти и иностранные конкуренты не собирались сдаваться без боя...

Александр Павлович Быченин , Павел Леонидович Далецкий

Проза / Советская классическая проза / Самиздат, сетевая литература
Утренний свет
Утренний свет

В книгу Надежды Чертовой входят три повести о женщинах, написанные ею в разные годы: «Третья Клавдия», «Утренний свет», «Саргассово море».Действие повести «Третья Клавдия» происходит в годы Отечественной войны. Хроменькая телеграфистка Клавдия совсем не хочет, чтобы ее жалели, а судьбу ее считали «горькой». Она любит, хочет быть любимой, хочет бороться с врагом вместе с человеком, которого любит. И она уходит в партизаны.Героиня повести «Утренний свет» Вера потеряла на войне сына. Маленькая дочка, связанные с ней заботы помогают Вере обрести душевное равновесие, восстановить жизненные силы.Трагична судьба работницы Катерины Лавровой, чью душу пытались уловить в свои сети «утешители» из баптистской общины. Борьбе за Катерину, за ее возвращение к жизни посвящена повесть «Саргассово море».

Надежда Васильевна Чертова

Проза / Советская классическая проза