Осталось узнать, как Оксана представляла себе встречу с Лёвой. Ведь не дура – понимала, что Лёва её за такие выкрутасы пришибёт, как только выйдет на свободу. Переезд в другой город не спасёт. У нас страна хоть и большая, но найти живого человека куда проще, чем кажется на первый взгляд.
Я решил, что не помешало бы инфу о маклере проверить. Иначе жирный мотив Оксаны мог оказаться пшиком.
Я позвонил телефонисту. Попросил переслать мне файл-отчёт за март со звонками на номер Оксаны. Телефонист записал на мой счёт десять баксов.
Пять минут, пока телефонист отрабатывал американский червонец, я гулял по парку, дышал свежим воздухом, отгонял назойливые мысли, слушал воробьиный щебет. На шестой минуте прогулки я вышел из парка. В тот же миг защебетал мой мобильник: сообщил, что мне пора проверить почту.
Я забрался в джипчик, раскрыл ноут, заглянул в почтовый ящик. Письмо от телефониста весило столько, что я подумал: а не получил ли я отчёт о звонках Оксаны за последние десять лет?
Отчёт оказался-таки за один только март. Почему отчёт за один месяц весил как иной за пятилетку? Потому что Оксана оказалась девочкой востребованной. Оксане звонили чуть не с сотни разных номеров, да по десять раз на дню.
Один номер отличился: звонил без перерыву. Причём до восьмого марта с того номера Оксану не тревожили ни разу, а с девятого – как прорвало. Звонки по десять-двадцать минут, по полчаса. После пятнадцатого марта – как отрезало. Из списка звонивших Оксане номер назойливого абонента исчез.
Номер не принадлежал ни Лёве, ни мамаше, ни Серому, ни Димону, ни даже Кате. Зато со слов оксаниной сокабачницы Веры, неделю после восьмого марта Оксана встречалась с маклером, и тот оборвал Оксане телефон.
Я позвонил в коммерческую справочную, продиктовал номер, который счёл номером маклера, спросил, числится ли тот номер за фирмой, связанной с недвижимостью. Пока справочная обрабатывала запрос, я прослушал рекламу сначала мочегонного, затем подгузников. Под конец ликбеза я получил название фирмы и адрес офиса, где трудился маклер.
*
*
В офис маклера я вошёл под звон подвешенных к дверям колокольчиков. Из-за стола поднялся квадратный и лысый мужик, на вид крепкий как дубовый пень.
Мужик окинул гостя намётанным взглядом, вычеркнул меня из списка потенциальных покупателей жилья, но голливудскую улыбочку не выключил. Мужик сел за стол, взглядом указал на стул: мол, садись, коль пришёл. Я представился, положил на стол визитку, сел.
Мужик визитку прочёл, сунул в коробку, где визиток насобиралось – хоть костёр разводи. Затем мужик кхекнул, представился Шурой, спросил, с чем я пришёл.
Я протянул Шуре мобильник с фоткой Оксаны на экране. Шура рассмотрел фотку, кивнул: мол, помню. Я попросил рассказать про Оксану всё, что Шура знает. Шура спросил, зачем ему этот геморрой, и не пора ли мне убираться восвояси.
Я напомнил, что в кабаке “Маслинка” Шура рекламировал свои услуги по незаконному отъёму недвижимости у граждан, сидящих по тюрьмам да по зонам. Шура с улыбкой голливудского крутого парня сказал: “Ха!”. Я пообещал сделать всё, чтобы левыми сделками шуриной конторы и Шурой лично заинтересовались те, кому следует.
Шура сообразил, куда я клоню, набычился. Затем Шура заговорил голосом, напоминающим скрежет, что дамам выворачивает кишки, когда ведёшь стеклорезом по стеклу.
– Значит ты – защитник алкашей и зэков?
– Нет. Мне нужна инфа, а вы мне её не даёте. Потому буду портить вам жизнь до тех пор, пока не допрёте, что со мной проще договориться.
– Угрожаешь?
– Предупреждаю.
– Мне не нравится, когда меня предупреждают всякие уроды.
Шура встал, подошёл ко мне, расслабил плечи, заиграл пальцами: то складывал в кулак, то расставлял веером. Я понял, к чему такие мансы, встал.
Шура на выдохе послал кулак на встречу с моей челюстью. Я ухватил Шуру за запястье, присел, потянул на себя. Шура потерял равновесие, начал падать. Я двинул коленом Шуре под дых, отшагнул в сторону, добавил парню ладошкой по затылку. Шура рухнул на пол. Драки не получилось. Зато Шура об пол разбил нос.
Через минуту Шура очухался, поднялся на колени, посмотрел на лужицу крови на полу, ощупал нос, задавил стон в самом зародыше, рассмотрел измазанные кровью пальцы.
Я протянул Шуре руку. Шура отмахнулся, опёрся о стол, поднялся на ноги, подошёл к зеркалу, глянул на нос, увидел кровь на рубашке, качнул головой, потрогал нос кончиком пальца, скривился, развернулся на каблуках, вперил взгляд в мою переносицу, заговорил.
– Из-за какой-то дуры разбивать себе морду?..
– Вот и я о том же.
– Где учат так драться?
– На курсах боевых шахмат.
– Это был мат?
– Шах.
– Так что вы хотели узнать?
– Может, умоетесь?
Шура прошёл в боковую дверь, пожурчал водой. Вышел без рубашки, умытый, с мокрой лысиной. Закрыл входную дверь офиса на ключ, сел на место, жестом предложил мне начинать.
Я спросил, где Шура болтался восьмого числа в одиннадцать утра.