— Я для вас чертил, значит, я первый, — сказал он и наклонился над столом. Я даже ничего не успел заметить, как через секунду дорожек стало на одну меньше. Следом, передавая друг другу купюру, к порошку приобщились Кира, Вика, Серый, Андрюха, Лютый и еще несколько человек. Я завороженно наблюдал за ними. Было в этом что-то… особенное, я не мог выразить словами, но ощущал: словно некий ритуал, которого ждут и к которому готовятся, как в ожидании чуда.
На столе вскоре осталась одна, последняя дорожка.
— Есть еще кто желающий? — спросил Костя. — Не хочу вторую.
Последняя... Я сам не знал, что мной двигало, но выступил вперед.
— Давайте я.
— Уверен? — уточнил Кира, передавая мне свернутую сторублевку. — Мы никого не заставляем, не агитируем. И даже не рекомендуем.
Я только молча кивнул, неотрывно глядя на белую полоску на темной столешнице.
— Смотри, — быстро провела ликбез Вика. — Одну ноздрю зажимаешь, в другую вставляешь и вдыхаешь. Только не резко.
Наклонившись над столом, я убрал волосы за уши, послушно зажал одну ноздрю и сунул купюру в другую. Нависнув над линией, попытался сделать вдох — но оказалось не так-то просто. Внутрь что-то все же попало, но дыхание кончилось раньше, чем дорожка, и половина порошка из трубочки просто вывалилась обратно. В довершение всего начало адски щипать в носу, даже слезы навернулись на глаза. Я выпрямился и, не сдержавшись, чихнул в рукав.
— Ну вот, — с грустью констатировал Шамиль, — такое добро пропадает.
Он вынул из кармана проездной, быстро сгреб рассыпавшиеся крупинки и слизал остатки прямо со стола.
— Ты в порядке, Юр? — обеспокоенно спросил Серый.
Я усиленно сопел, упорно пытаясь ощутить пресловутый бодрящий эффект, но кроме жжения ничего не чувствовал. Накатило разочарование. И все это представление они разыгрывали только ради стремного свербения в ноздре? Я точно чего-то недопонимаю. Ну, может, и бодрит кого-то, когда в носу чешется… но как-то так себе удовольствие. Херня, в общем, эти ваши наркотики.
— Угу, в порядке.
Стремительно становилось неуютно. Глянул на настенные часы: половина двенадцатого. Витя там, наверное, бесится уже. Пора идти, засиделся. В принципе, делать мне тут больше особо нечего.
Под шумок, не прощаясь, вышел в прихожую, оделся. Серый вышел вслед за мной и стоял рядом, вертя незажженную сигарету в пальцах.
— Смотри, Юрок… ты теперь такой же, как и все мы. Смекаешь? Крыс никто не любит.
Да не дурак, понял уже, во что вляпался.
— Ага. Не бойтесь, не стукану. Ну, бывай. Провожать не надо, дорогу помню.
Пешком спустился по лестнице с перегоревшими лампочками, преследуемый отголосками говняного регги, и выскользнул в холодную ноябрьскую ночь. Натянул на голову капюшон, сунул руки в карманы и в быстром темпе направился из дворов на улицу, пока никто не доебался в незнакомом квартале. В носу уже давно перестало щипать, а обещанная супербодрость так и не наступала. Единственное, что меня удивляло — так это то, что после четырех бутылок пива я был совершенно, абсолютно, безусловно трезв.
====== Будешь бегать с нами? ======
Комментарий к Будешь бегать с нами? JΣ₣₣RΣY x 4ERNOBURKV – speed
В конце общей тренировки подкатил к Фельцману и прямо высказал все, что думаю.
— Хочу сменить произвольную.
Обычно насупленные брови тренера поползли вверх.
— Ты в своем уме?
— Понятно, что в своем. Надоело быть в вашем. Потому и меняю.
— До чемпионата меньше месяца осталось!
— В курсе, календарем умею пользоваться.
Я думал, он сейчас разорется, но Яков только устало вытер лоб и облокотился о бортик.
— Юрочка, что такое? Что случилось? У тебя проблемы?
— Нет, блять, никаких проблем.
— Не матерись, когда разговариваешь со старшими! Чем тебе не нравится твоя произвольная?
— Да всем. От музыки до элементов. Унылое, никому не нужное говно. Как с этим вообще можно хоть что-то выиграть?
Мне казалось, он должен был возразить по поводу моего демарша против его же хореографии, но только прочел на лице тренера какую-то пассивную, кислую жалость и завелся с пол-оборота.
— Не веришь в мою победу, да?! Не надо врать, сука, по глазам вижу! Ты дал мне эту программу специально! Из расчета, что я так и останусь болтаться внизу, создавая массовку на фоне Каримова и Ларского! Ну да, конечно… ты уже слишком стар, Юрочка, тебе надо кататься спокойно, сдержанно, элегантно! Под Дебюсси… может, сразу под Моцарта?! Нахуй!!!
Яков постепенно начал багроветь, но меня было уже не остановить.
— Буду кататься так, как считаю нужным, хватит с меня этого болота! Я хочу максимум прыжков во второй половине, огня, артистизма, драмы! Хочу взорвать лед к чертовой матери, хочу быть собой! Я не позволю отнять у меня — меня!