На пороге стоял совершенно промокший ксёндз.
— Что произошло? Кто-то умирает?
— И откуда такое предположение, могу ли я спросить у отца?
— Потому что Людвик ехал мимо плебании[46] так быстро, что чуть ли не окна мне забрызгал. И остановился у дома доктора. Так я себе и подумал, а не буду ли нужен и я случаем?
— Конечно же пан ксёндз будет нужен. Естественно! Сначала ужин, потом партийка в преферанс, — сказал Бартницкий. — Как обычно.
Священник радостно рассмеялся.
— Честное слово, никто не умирает?
— К сожалению, сегодня, отец, ваши труды не понадобятся. Одна девочка сильно простудилась. До утра вылечим.
— А я тут бегом, из ботинок выскакиваю…
— Мы вист запишем. Но сначала слегка так поужинаем. Коньячку, чтобы разогреться, подать?
— Нет, я только вино. Только вино. — Священник уселся в одном из глубоких кресел. — Но в преферанс сегодня отыграю все три коробки спичек, которые проиграл перед тем. Все три! — надув щеки, заявил он.
— Ха-ха-ха! — с сожалением на лице поглядел на него Бартницкий. — Сразу видно, что духовное лицо! В чудеса верит!
— Отыграю!
— Поглядим, как пойдет торговля/
Их спор перебило прибытие врача. Пожилой, седой господин в костюме-тройке. На шее, при воротничке, вместо обычного галстука — повязана бабочка. После краткого представления он сразу же спросил:
— Где больная?
— Наверху, скорее всего, уже в спальне. Ребятня ею занялась.
Тот быстрым шагом поднялся по ступеням.
Его ожидали с ужином, но долго ждать и не пришлось. Доктор вернулся минут через пятнадцать.
— Ну вот, никаких причин для беспокойства. Я дал ей аспирин и лауданум. Пускай детя ночью выспится и хорошенько пропотеет.
— А что такое лауданум? — перебил его Яцек.
— О, благодаря нему она молниеносно заснула. Именно это ей было нужно.
— А не лучше ли было сразу же дать ей антибиотики? — вмешалась Кристина.
— А что такое антибиотики? — удивился доктор.
Та рассмеялась. — Вы правы. Сейчас все родители настолько опасаются, что при обычной простуде сразу же предложили бы химиотерапию.
— А что такое химиотерапия?
На сей раз рассмеялся Яцек.
— Понимаю, понимаю, понимаю… Нечего родителям вмешиваться в указания специалиста.
— Ну правильно. — Врач слегка усмехнулся, после чего склонился к Бартовскому. — Друг мой, послушай: что такое антибиотики и химиотерапия?
— Не имею ни малейшего понятия! — Граф приглашал к накрытому слугами столу. — Просим, просим! Легенький такой ужин, а потом маленькая партия в преферансик. Вы же не откажете, правда?
— Только я не умею в это играть, — сообщил Яцек.
— Правила простенькие. В пять минут научим.
Развлекались до поздней ночи. Несмотря на тяжесть в желудке после «легенького» ужина, состоявшего из пяти блюд, из которых три были горячими, Яцек выиграл почти два коробка спичек. Причем, не благодаря вежливости хозяев. Ксёндз с доктором торговались заядло. Только ведь он был компьютерным программистом и сразу же понял принципы игры. Ну а кроме того, в своей профессии был хорош.
Кристина хихикала, когда священник, бросая карты, вставал и торжественно говорил:
— Отче наш, иже еси на небеси…
Бартовский успокаивал:
— Он так всегда. Вечерние молитвы читает во время игры, но если карта пошла, тогда молится вслух.
Потом было купание в блестящей золотом ванне. Огромная, пахучая и мягенькая постель. Яцек с Кристиной занимались счастливо любовью, хотя и им немножко было стыдно, потому что кровать скрипела. Но секс был и вправду замечательным.
Рано утром легенький завтрак из трех блюд после утреннего туалета. Доченьки здоровы. Лауданум, чем бы он ни был, оказался чрезвычайно действенным[47]. Сейчас девчонки игрались с хозяйскими детьми, вопя так, что голова лопалась.
Яцек с Кристиной расплывались в благодарностях. Бартовский повторял:
— Да ведь все нормально. Обычный польский дом. Вот только ужасно мне жаль, что супруга моя не могла вас принять. Сейчас она в Англии, под опекой кучера. С ней ничего не будет.
Маленькой Касе Бартовский подарил семейную памятку: железный перстень от Отчизны за участие какого-то там предка в восстании Костюшко. Блестящий, красивый, словно бы его изготовили пару дней назад.
— Оценишь, — сказал он. — Через сколько там лет. Когда уже поймешь, в чем тут дело.
Вторая девочка получила на память плюшевого мишку.
Людвик отвез всех на старинном «роллс-ройсе» на совершенно пустую железнодорожную станцию в какой-то деревушке. На поезд успели, билеты купили у кондуктора. Совершенно ошеломленные, они молча уселись в купе. Яцеку хотелось перекурить.
— Выйдем в коридор? — спросил он у жены.
— С удовольствием. Увидим этот дом еще раз, потому что, вроде как, будем проезжать рядом.
Зажигалка никак не срабатывала, так что прикурили у какого-то местного, который стоял рядом.
— Вон, видишь? Вон там тополиная аллея, что ведет к дому.
Яцек затянулся и тут же закашлялся.
— Господи Иисусе!
— О, Боже! — ответила ему жена. — О, Боже!
В конце аллеи были видны только развалины. Торчала лишь надломленная дымовая труба. Куча камней.
— Что это? Ведь это та самая аллея.
— Похоже, что у нас крыша едет.
Местный решил вмешаться.