Запах цветущего кедра

— Мне в общем-то тоже. Я такой прибор сварганил! Вот ещё бы провести настоящие полевые испытания...

Младший Галицын подпрыгнул, но снова сел и принялся механично сдирать с одежды репьи.

— Мужики! Ну, я знал. И ехал помогать. Кто крышует, ничего не знал! Сорокин — ублюдок! Он бабам головы заморочил, заманил в тайгу. И держал в рабстве! Отец с ним разобрался. Освободил женщин! А эта баба сама предложила забрать бизнес. Она же там рулила!

— Что ж ты, сучонок, раньше молчал? — взъелся Сатир. — Всю дорогу вешал нам — отца спасать! Сами разбоем занялись и ещё нас подставили?!

Сашенька хоть и плакала, но всё слышала.

— Вы, два взрослых человека, — вдруг возмутилась она жёстко, — пристали к мальчишке! Не смейте трогать! Его отец поступил благородно! Кирилл, немедленно извинись!

— Не суйся в мужские разговоры, — вдруг тихо прорычал тот. — Ну, ты меня достала.

— Да как ты смеешь на меня кричать?!

— Всё, устал от твоих капризов, — вдруг заявил Бурнашов. — Ты свободна. Испытания тюрьмой не прошла — прощай. Эй, охрана? Уберите отсюда эту женщину! Разведите по разным камерам! Я с ней развёлся!

Его вряд ли кто услышал, кроме сидельцев.

В следующий миг ветхий барак завибрировал вместе с подвальным этажом, а вертолётный гул заполнил пустое пространство тюрьмы. Машина садилась рядом с отделом милиции, норовя сбросить с него утлую кровлю.

10

Матёрая извивалась как змея и отбивалась ногами от омоновцев. Она больше не кричала, сопротивлялась с молчаливым остервенением, и два бойца, пытающиеся подхватить её под руки, отскакивали, как ужаленные. Ко всему прочему над ними реял пчелиный рой из повергнутых колодок.

— Отпустите их! — кричал на бегу Рассохин. — Вы что делаете?! Они ни при чём! Я здесь! Сдаюсь!

Полковника безжалостно забросили в вертолётное брюхо, как забрасывают мешок. Однако хозяйку Карагача и до вертолёта не дотащили, оставили на земле и подскочили к Стасу сразу со всех сторон.

— Освободите её! — успел крикнуть он, прежде чем его схватили и впечатали лицом в стеклянный нос вертолёта.

Обыскали быстро и профессионально, от шеи до ног, залезли в карманы куртки, вытаскивая содержимое, после чего развернули. Прибежал один пассажир в песочном камуфляже и сходу начальственно закричал:

— Кто такой?! Документы!

— Рассохин! — сказал Стас. — Сдаюсь.

— Рассохин? — в руках у него оказался бумажник с документами. — Станислав Иванович?

Стас видел этого песочного впервые в жизни, но уже испытывал к нему ненависть, и так хотелось броситься в драку, врезать по физиономии — отчаянное сопротивление Матёрой было заразительным. Однако пара бойцов висла на руках, а третий упирал в живот автоматный ствол.

— Ты что здесь делаешь, Рассохин? — чуя свою неуязвимость, мерзко ухмыльнулся тот.

Краем глаза Стас заметил, как хозяйка Карагача ловко вскочила на ноги и скованными руками одёрнула задравшуюся блузку и куртку.

Плюнуть бы «песочному» в харю, но сеткой прикрылся от пчёл. Да и несерьёзно было плеваться.

— Отдыхаю!

— К бабам приехал?

— Полковника отпусти! И женщину.

Начальствующий пассажир молча перетряс все документы в бумажнике, тщательно всё перечитал и аккуратно уложил обратно.

— Вот что, Рассохин, — уже примирительно проговорил он, — у меня приказ — задержать Галицына и Евдокию Сысоеву. На тебя разнарядки нет. Так что отдыхай.

И вручил бумажник. Бойцы его в мгновение отпустили, поскольку их доставали растравленные пчёлы. А «песочный», хоть и был в накомарнике, однако не выдержал — крикнул пилотам, которые не покидали кабины.

— Запускай двигатели! Разгони их к чёртовой матери!

Винты послушно начали раскручиваться, но тут как-то разом все спохватились, в том числе и Рассохин: Матёрой на берегу не было! И никто не заметил, когда она исчезла; началось стремительное разбирательство, и о Стасе сразу забыли. Омоновцы и их начальник засуетились, заметались по береговому откосу, снова полезли в зону. Наверняка хозяйка Карагача воспользовалась случаем, пока бойцы держали Рассохина, и незаметно улизнула в кедровник, по скольку оцепление сняли. Только не через пасеку, а в обратную сторону: добежать до угла ограждения при её-то прыти — минутное дело.

Он успел восхититься Матёрой и позлорадствовать над изжаленными бойцами, как вдруг над зоной взвился беззвучный клуб пламени, потом раздался протяжный хлопок и взметнулся столб чёрного дыма. В следующий миг из пролома выскочил напрочь перепуганный кавказец, и за ним — омоновец.

— Склад горючего! Пожар!

Все, кто был на берегу, бросились обратно в лагерь, и Рассохин остался возле вертолёта один. Винты уже раскрутились, развеяли пчёл, и тут созрела шальная мысль освободить Галицына! Не из сострадания к нему — из мести всей этой бандитской команде ментов. Он сунулся в кабину, однако оставшийся с арестованным боец захлопнул дверцу перед самым носом.