— Смотрите, вот этот самородок — три года жизни этого любителя посиделок в мохавском баре. Этот, покрупнее — пять лет жалкого пьяницы из Оланчи, как вы там его назвали? Ага, Денниса Вильямса. Что значит бренная, скоротечная человеческая жизнь по сравнению с вечным металлом? С моей помощью или без нее эти люди умрут, и помнить их будут только ближайшие родственники, а когда умрут и те — даже и память об их существовании исчезнет. С точки зрения Денниса Вильямса или даже живущего на свалке бродяги, их жизнь очень ценна, — Монклерк пренебрежительно хохотнул, — а с точки зрения вечности, откуда смотрю я — она не имеет никакого значения. В то время как золото нужно всем, оно всегда будет цениться. Разве не лучше обращать бесполезное в полезное, как это делаю я?
— А Генри Фоллет из Локса был примерный семьянин, который по вашей вине умрет бездетным. Вы просто-напросто оборвали цепочку человеческого рода, — вставил спецагент.
— Примерный семьянин поздно ночью делал бы своей жене ребенка, а не просиживал штаны в баре, — отмахнулся циничный алхимик, — в конце концов, его жена продолжит род человеческий с кем-то другим. А этого Фоллета посчитаем отбракованным эволюцией экземпляром, что обществу только на пользу.
— Мне кажется, что с точки зрения вечности насилие над человеческой жизнью как таковой не может быть полезным. Ведь сами-то вы не стали обменивать собственную жизнь даже на такой распрекрасный металл, — возразил Фокс.
— Не сравнивайте, мистер Молдер. Я ученый, я творец — а они вели бессмысленное существование.
— В итоге в вашем существовании будет не больше и не меньше смысла, чем в их, — тихо произнес фэбээровец.
И подумал о том, что золотые цепи, оказывается, ужасно смердят, даже если они всего лишь призрачные путы.
— Достаточно этих пустых споров! — сердито воскликнул Монклерк. — Вы меня разочаровали, поэтому вынужден сообщить, что ваша профессия — это ваш приговор.
Я поставлен перед необходимостью выработать ваши ресурсы до конца, а потом все-таки придется избавиться от тела. — Поморщившись, он достал пневматический пистолет и открыл коробку с усыпляющими зарядами. — Если желаете, у вас есть время помолиться.
— И что, вы наивно надеетесь таким образом избежать обвинений? — саркастически переспросил Молдер.
— Обвинений — нет, а вот осуждения — да. Я просто останусь на необходимое время в своей потайной лаборатории, где меня никто не обнаружит, и все решат, что я уже сбежал. Полиция сейчас отправилась по ложному следу. Здесь у меня есть все необходимое; собственно, я даже отключил внутреннюю сигнализацию от звонков в дверь — все равно я уже не собираюсь никому открывать. А когда дела будут окончены, тут-то я и уеду в новое, не менее глухое место, а то и в старушку Европу, — с удовольствием сообщил Монклерк, заряжая пистолет.
Фокс закрыл глаза, думая об одном: сможет ли Скалли найти алхимика и при этом не попасться так же глупо, как ее напарник.
Особняк Монклерка, Трона
Штат Калифорния, Сьерра-Невада
Воскресенье, 13:14
«Две беды стерегут тебя. Если тебе поручено золотоискательское дело, хозяева не перестанут терзать тебя расспросами: „Ну, мастер! Как идут твои дела? Когда, наконец, мы получим приличный результат?“ И, не дождавшись окончания работы, они станут всячески глумиться над тобой. В результате тебя постигнет глубокое разочарование и настигнут великие беды. Если же, напротив, ты будешь иметь успех, они постараются задержать тебя в плену, где ты будешь работать им на пользу, не имея возможности уйти». Альбертус Магнус, Libellus de alchimia.
Юный полицейский восхищенно наблюдал, как Скалли, встав на цыпочки, пыталась нашарить на стене внутри стеллажа включающую поворотное устройство кнопку.
Наконец Дэйна рявкнула:
— Мистер Галлахер, сделайте-ка это сами: используйте все же ваше преимущество в росте по назначению!
Когда стена начала поворачиваться, оба пистолета уже были наготове.
— Монклерк, не двигаться! Вы арестованы!
Алхимик вздрогнул и немедленно выстрелил на звонкий юношеский голос. Почти слившись с негромким хлопком его оружия, оглушающе прозвучали два выстрела из «Сиг-Сойера» Скалли и «кольта» Галлахера, и тут же раздались два стона: короткий вскрик упавшего Трэвиса и долгий всхлип зажимающего простреленный бок Монклерка.
Брякнул о пол пневматический пистолет, выпавший из повисшей плетью раненной правой руки, а через пару мгновений Виктор тоже упал с выражением горькой детской обиды на лице.
Вбежавший спустя пять секунд шериф схватился за голову и громко выругался: у самого входа в лабораторию на полу расслабленно вытянулся Галлахер, в глубине истекал кровью Монклерк, Скалли помогала Молдеру освободиться, а посреди всего этого на столе индифферентно возлежал журналист.
— Спит! — разогнулся шериф от тела юного полицейского, тут же бросился к Ларри Куперу: — Этот тоже спит! — в два прыжка достиг хозяина лаборатории и с грустью констатировал: — Убит. Конец нашей спокойной жизни…