— Неужто? — произнес Радниц.— Я был в курсе ваших планов еще до того, как вы покинули Нью-Йорк. Я знал, что вы в Париже, что встречались с Дорном из ФБР, и потому я здесь. Мне необходимо выяснить, ради чего вы так рисковали.
— Вы знали? — выдохнул Шерман, бледнея.— Я вам не верю... как вы смогли пронюхать?
Радниц нетерпеливо махнул рукой.
— В вас, Шерман, одно из самых больших моих капиталовложений. Хорошо оплачиваемые агенты всегда информируют меня о всех вкладах, и о вас в частности. Я повторяю вопрос: зачем вы здесь?
Шерман облизнул губы.
— Вас это не касается. О моем сугубо личном деле я не стану говорить.
Радниц выпустил сигарный дым. Он не отрываясь глядел на потный лоб Шермана.
— Почему вы поделились с Дорном, а не со мной?
Поколебавшись, Шерман нерешительно пробормотал:
— Дорн моя единственная надежда. Мы давние друзья, настоящие друзья.
— А меня вы не считаете своим другом?
Шерман посмотрел ему в глаза и медленно покачал головой.
— Нет, вас я считаю мощным союзником, и только.
— Значит, вы доверяете такому кретину, как Дорн? — Радниц стряхнул пепел с сигары на зеленую дорожку,— Вы начинаете меня беспокоить. Я уже сомневаюсь, обладаете ли вы личными качествами руководителя, необходимыми президенту. Вы же не понимаете, что, когда возникают серьезные неприятности, нельзя обращаться к друзьям. Необходимо идти к таким людям, как я, которые поставили на вас и сумеют уладить любое дело. Итак, выкладывайте, что это за частные проблемы.
— Дорн не кретин,— запротестовал Шерман,— он занялся моим вопросом и наверняка его уладит.
— Я говорю, что это за вопрос! Имею я право узнать?
Шерман быстро взвесил все за и против. Видимо, он действительно поступил неправильно, бросившись в Париж к Дорну, который смог предложить услуги только одного человека. Похоже, ему и вправду следовало обратиться к Радницу и рассказать всю свою мрачную историю. Но Мэри воспротивилась. Она ненавидела этого толстого немца. Сейчас Шерман жалел, что уступил жене. Надо было немедленно проконсультироваться с Радницем. Тот действительно заинтересован в Шермане и, кроме того, обладает колоссальным влиянием.
Шер ман принял решение. Он кратко сообщил обо всем: о фильме, о полученном письме с угрозами, о существовании трех других кассет, о срочной необходимости найти свою дочь.
Не шевелясь, Радниц затягивался сигарой, уставившись в пустоту.
— Ну вот видите,— заключил Шерман.— Я нахожусь в великом затруднении. Дорн мой друг, он мне поможет. Но сейчас я понимаю, что поспешил: мне следовало обратиться к вам
Радниц выпустил дым из своего тонкогубого рта.
— Итак, этим делом занимается Гирланд?
Шерман поднял брови.
— Вы его знаете?
— Не так много людей подобного типа. Однажды я его использовал. Результаты были ужасны. Он ловок, опасен, хитер... Но я ему совершенно не доверяю.
— Дорн говорил, что только он сможет достать эти фильмы.
— Да... Скорее всего, Дорн прав. Если он хорошо заплатит Гирланду, тот, конечно, выполнит задание. Он найдет вам и пленки, и дочь... а что потом?
Шерман колебался.
— Фильмы я уничтожу, а дочь всемерно поддержу и постараюсь остановить.
— Ну... а сколько ей лет?
— Двадцать четыре года.
— И как вы ее остановите?,
— Буду убеждать.
— Что вам известно о вашей дочери, Шерман? — раздраженно прервал его Радниц.
Шерман отвернулся, потом тяжело вздохнул.
— Она всегда была недисциплинированной бунтаркой. Признаюсь, я ее мало знал. Уже три года мы не виделись. Конечно, за ней присматривали... она тоже часть моего вклада.
— Как вы к ней относитесь?
Шерман пожал плечами.
— Не могу сказать, что испытываю к ней большую нежность. Она не вошла в мою жизнь, ей не место в Белом доме. Это исключено.
Последовала долгая пауза, и затем Радниц угрожающе произнес:
— А если бы с ней произошел несчастный случай и вы ее потеряли... Что бы это для вас значило?
Шерман посмотрел на толстяка.
— Я не понимаю...
— Мы впустую убиваем время. Вы слышали мой вопрос. Если вы никогда не увидите вашу дочь, вы будете очень горевать? Мне кажется, ответить просто.
Поколебавшись, Шерман медленно покачал головой.
— По правде говоря, я бы почувствовал облегчение, узнав, что не увижу ее никогда. Но что толку? До нее нужно добраться.
Радниц снова стряхнул пепел на дорожку и неторопливо заговорил: