Запахи моих воспоминаний

Один из компании, может, самый молодой, снял фирменные очки с переделанного носика (может, и он тоже фирменный) и сказал: Красавчик, да ты вокруг себя смотрел? Ты не понял, что ты на гей-пляже? Что говорят? Пуппо значит «гомик» на сицилийском диалекте.

И пока я озирался вокруг, я понимал, что я на самом деле находился среди сотен лесбиянок и геев. Не успел я опомниться, как у моей подстилки оказалась та группка, они засыпали меня вопросами. Мы познакомились, я удовлетворил их любопытство, а потом спросил их имена.

Все уменьшительно-ласкательные, типа: Паппи, Салли, Манди и тд.

Их занятия: стилисты, актеры, фотомодели…

Я был доволен, что познакомился с это компанией. Я провел замечательную неделю: море, дискотеки, рестораны… В общем, мы все время были вместе. Я отделялся от них всего лишь пару раз, когда ходил посмотреть на великолепный греческий театр, дворец Корвайя, городской парк и купить кое-какие сувениры: я купил подарки всем, а для Анны нашел альбом фотографий Барона Вильгельма фон Глодена.

Я веселился все время, мои новые суперфирменные друзья были очень веселые, остроумные, но я должен был возвращаться на Север.

Вечером перед моим отъездом мы устроили праздник, мы обменялись адресами и телефонами. Поцелуи, объятия и громкое… прощай.

На утро я снова встретил их на платформе номер один вокзала Таормины. Громкие и праздничные они прощались со мной: Пока Пуппо! Пока Яруццо! Они кричали мне, а поезд набирал ход, и мои соседи по купе смотрели на меня с ироничными ухмылками.

Я спрятался за газетой, делая вид, что читаю, и после погрузки на паром сел в другой вагон.

После этого небольшого праздничного отступления в Милане я вернулся к обыденной жизни: дом и работа. И одна паническая мысль: Анна. Прошло время (не помню сколько).

Однажды вечером, когда я сидел перед телевизором и смотрел старый фильм, неожиданно я услышал, как открывается дверь… Я прошел по коридору и лицом к лицу столкнулся с Анной. Мы обнялись, потом я помог занести в комнату чемодан, мы нежно посмотрели друг на друга и страстно поцеловались.

Очень осторожно Анна отодвинулась от меня и сказала: Расскажи мне… Что ты делал все это время? Я рассказал ей про Таормину, про работу и в особенности про то, как я был влюблен в нее. Мы еще раз поцеловались, и еще раз Анна высвободилась из моих объятий. Я понял, что еще было не время задавать вопросы. Но я хотел ее. Хотя я чувствовал, что было какое-то препятствие.

Мы решили сходить поужинать. Мы вошли в ресторанчик, мы ели в абсолютной тишине, тишина прервалась одним лишь вопросом: Анна… ты все еще меня любишь?

Она улыбнулась и долго посмотрела на меня. Потом сказала: Ты все, что я когда-либо могла пожелать от жизни, ты моя жизнь. Она встала прямо передом мной: Посмотри на меня, этот человечек принадлежит только тебе. И так будет всегда… Помни обо этом, Сальваторе, даже если ты больше не захочешь быть со мной, я всегда буду только твоей. Пока она стояла, я внимательно рассмотрел ее. Ничего не изменилось. Это была по-прежнему она, моя Анна.

Мы вернулись домой, и она спросила, мог ли я поспать в другой комнате. Я не задал ей никакого вопроса. Я старался быть сдержанным, принимая в расчет операцию. Я подумал, что не могу пока прикасаться к ней. Я подумал о той травме, что ей пришлось пережить… и… в потоке тысяч вопросов я заснул.

Проходили дни, наша жизнь шла своим чередом. Я устроил вечер со старыми знакомыми из Таормины, между бокалом вина и пастой я узнал, что никто из них не был ни актером, ни стилистом, а только продавщицы, бармены и несколько каменщиков, у них я тоже не потребовал никаких объяснений…

Я думал только об Анне, я хотел ее, а она убегала от меня… Время все шло. Я пошел к Винченцо-Бесстыднице, у нее был опыт. Она приняла меня с необычайным радушием.

Мы вспомнили прошлое, а потом я объяснил ей свою проблему. Бесстыдница была в недоумении и, потирая руки, она заговорила: Я не понимаю… по правде говоря, я не могу понять… Если он сделал операцию… она сделала операцию, то время выздоровления уже давно прошло, она должна была бы быть готовой к сексу с тобой… Ты говоришь, что она тебя любит… я не понимаю… может быть, она не приняла ампутацию… Возможно она глубоко травмирована этим… но почему она не поговорит об этом с тобой? Я совершенно не понимаю!

Бесстыдница посоветовала мне поговорить с Анной и прояснить все, потому что я был в праве узнать, что происходит.