Какая-то нелепая цепь случайностей. Утром возник Лугатик со своей улыбочкой на физиономии. Могла бы отказаться, но не отфутболила, согласилась, глупая. Сама села в «Жигули». И пошло-поехало, пока не очутилась на привязи. Но замкнутое пространство для ее натуры – плохо. Она любит простор. Есть в ней что-то древне-татарское, запрыгнула бы на дикого степняка, зажала б ногами бока, плеткой по крупу, и ну с гиканьем в степь широкую – объезжать упрямца. Впрочем, она сама как необъезженная лошадь, попробуй тронь, не только взбрыкнет, но лягнет так, что искры из глаз. И вот, нате вам, без труда посадили на привязь. Нет, ничего невозможно предугадать. Уймища гадателей и прорицателей издревле бродили по дорогам и тропам, читали судьбы, открывали страницы неведомого. Теперь они называют себя экстрасенсами, да только ей от всех них ни тепло, ни холодно. Были б они под боком, может, заглянули бы в ее будущее, успокоили б, либо дали подсказку, как быть дальше, однако нет их рядом, а она как ежик в тумане. Ау, помогите, ау! Только и остается на мух смотреть да выслушивать бредни двух антагонисток с соседних кроватей. Настоящий стержень в человеке можно увидеть лишь в экстремальных обстоятельствах. Вот любопытно теперь посмотреть, как сейчас ведут себя ее приятели? Впрочем, отчаиваться не стоит, еще увидит. Непременно увидит. Не будет же она бездеятельно сидеть тут с этими двумя ненормальными. Конечно, сбежит, уверена в этом, все для этого сделает, не на ту нарвались. Между тем Сашка выразительно глянула на нее:
– К тебе тоже относится. Не лежи, как выжатое мочало. Пошевеливай, поднимай зад. Потяни цепочку.
Послушно Карюха схватила цепочку левой рукой и дернула на себя. И оторопела от неожиданности: цепочка вдруг легко отвалилась от стены, и конец упал на пол возле кровати. Нет, друзья мои, подыхать от голода не стоит, вообще думать об этом преждевременно. Потянула второй конец, надеясь сорвать с правой руки наручник, но ничего не получилось, лишь вокруг сустава очертилась красная налитая кровью полоска, вопросительный взгляд упал на Сашку, но та выскользнула за дверь, качнув небольшими бедрами. И тут же с кровати сорвалась Анька, сноровисто подскочила, дыхнула в лицо Карюхе солоноватым запахом, похожим на запах дымящейся крови зверя, являя острые крепкие зубы:
– Не удивляйся. Это магнитный замок, отключается с пульта, – шепот больше походил на шипение. – Надо идти, а то останемся без еды. Здесь это запросто. Будешь выпендриваться, с голоду опухнешь. Я уже кое-чему научилась. Здесь надо все успевать и быть прилежной. Держись возле меня.
– А цепь? – заикнулась Карюха, подбирая с пола цепочку и поднимаясь с кровати. – Не тащить же ее в руках. Почему нельзя отцепить совсем? Это унизительно, черт возьми. Как будто на поводке.
– Не переломишься, – выдохнула Анька, – цепь легкая. Все тягали до тебя, и ты потаскаешь. Топаем.
Голодной ворочаться в постели Карюхе не хотелось, однажды уже неудачу с едой испытала – второй раз было слишком. Правда, после первого раза оказалась в этих стенах, и неизвестно, что может произойти после второго раза. Но все-таки доверилась Аньке, сжала в руке цепочку и шагнула к двери. Машинально оглянулась, ища взглядом, что бы накинуть на себя, но, увы. Голые стены, голые спинки кроватей. Правда, есть простыни. Но ни Сашка, ни Анька не упаковывают себя в простыни, тогда зачем ей быть белой вороной? Выпрямилась и грудью вперед выпорхнула через красную дверь следом за Анькой. Оказалась в длинном коридоре с чередой дверей на две стороны и с окнами по торцам. Все двери снаружи одинаковые, покрашенные в черный цвет, без номеров, табличек, обозначений. Стены размалеваны цветами радуги, а потолок черный, как двери, пол выстлан черной крупной плиткой. На потолке тусклые светильники. Больше – ничего примечательного, да, в общем, не время в настоящий момент рассматривать примечательности, хотя бы главное ухватить: в какую сторону бежать, когда наступит час. Она прямо сейчас сорвалась бы с места, но это глупо, неизвестно куда какая дверь приведет, и потом: что дальше, вот так, голой и голодной по улицам носиться? Появилось ощущение, что черный потолок с черным полом раздавливают, как цыпленка табака. Начинаешь пригибаться, уменьшаться, сжиматься, чтобы стать незаметной. Накатило так, что с трудом сохранялся прежний независимый уверенный вид. Анька в коридоре мгновенно перевоплотилась, развернулась, раскачивая пышной грудью, и ловко двинулась вперед задом, а на лице застыла блуждающая театральная улыбка.
– Ты чего, Анька, никого же нет, – прошептала Карюха, и на всякий случай посмотрела вокруг. – Развернись лицом вперед.
Не отвечая Анька неотрывно смотрела девушке в глаза, странно улыбалась и проворно шаркала босыми ногами по полу. Коридор был пуст. Ни одной живой души. Хотя за минуту до того, как выйти в этот коридор, Карюха предполагала, что за дверью обязательно снуют спинами вперед белые халаты. Последнюю слева дверь Анька толкнула плечом.