Запахи приносятся неожиданно

Сашка легкой походкой, как будто не наступала на пол, а всего лишь перебирала ногами в воздухе, прошла мимо одинаковых с потускневшими спинками кроватей к залитому солнцем окну. Краска на подоконнике была в мелкой сеточке трещин, выцвела под яркими лучами, требовала обновления. Через открытую форточку не прибавлялось свежести в палате, прохладе просто неоткуда было взяться. Лишь громче доносился шум с улицы, и тянуло непонятными запахами. Наблюдая за блондинкой, Карюха легла набок. Ничего перевернутого, обыкновенная. Может быть, излишне худа, но, с другой стороны, и сама она недалеко ушла от Сашки. В них даже есть нечто схожее, несмотря на некоторую разницу в возрасте. У обеих тонкие руки с бархатной чистой кожей, стройные тела без малейших жировых отложений, точеные, словно выписанные хорошим классическим художником, ноги. Нынче время такое, чем меньше мяса на костях, тем чаще называют моделью. Все худеют, на диеты садятся, граммы высчитывают, взгромоздившись на весы. А так и хочется сказать этим диетикам, жрите меньше, девоньки, желудок ваш на двести граммов рассчитан, а не на ведро пищи, которую вы уписываете за один присест. Блондинка по всем параметрам подошла бы для модели, если б сбросить чуток лет. Вот интересно, в этом городе бывают конкурсы красоты? Мисс Свинпет. Звучит необычно, чувствуется что-то свино-петушиное, но ко всему привыкнуть можно. Забавно, но многое приходит к человеку через изначальное отторжение. Впрочем, в этом городе наверняка все должно быть если не набекрень, то наперекосяк. И совсем неизвестно, смогла б занять хотя бы какое-то место Сашка, если б участвовала в конкурсах, ведь понятие о красоте у жителей Свинпета, вероятно, совершенно отличается от того, которое воспринимают ее приятели. Впрочем, сейчас это все не имеет никакого значения. Конечно, любой девушке приятно прикинуть на себя костюмчик столичной красотки, но ведь Свинпет – это не столица, здесь следует не о костюмчике заботиться, а о выживании. Карюха уже определила для себя, что от Сашки держаться должна на расстоянии, доверять сломя голову, не следует, но между тем трудновато было переварить, что блондинка из этих, из горожан. Попыталась представить ее в образе свинпетчанки. Непросто. Ведь передвигается, как все нормальные люди, и говорит нормальным языком. Правда, не договаривает многого, и это довольно странно, потому что с чего бы вдруг умалчивать. Несомненно, знает немало. А немало знать может только местный житель Свинпета, потому что чужой, находясь здесь, в этих стенах, вряд ли способен многое постигнуть. Недаром Анька в присутствии Сашки на глазах превращается в сумасшедшую. Боится. Значит, есть за что. Блондинка отвернулась от окна, подставив под солнечный вечерний жар прямую с небольшими выступающими лопатками спину. Тень от ее фигуры по полу протянулась темной тонкой полосой в сторону двери почти до середины палаты. Пол был чистым. Лучи солнца не обнаруживали на нем залежалой пыли по углам, которая обыкновенно бывает везде и всегда. Определенно, такая чистота могла поддерживаться только постоянной уборкой. Карюха понятия не имела, где находится этот сумасшедший дом, и не представляла, что можно увидеть за окном, и потому оно начинало манить к себе, сначала своей пятнистой раскраской, затем солнечным светом, потом таинством неизвестности. Сашка невыразительно повторила:

– Ужин. Пора собираться и топать.

Эта фраза привела Карюху в дискомфортное состояние. Известно, по пословице, голому собраться – только подпоясаться, а здесь и подпоясываться нечем. Встал да пошел. Однако к ней это не относилось, она не могла встать и пойти. Наручник на запястье делал ее красивое тело беспомощным. Что толку от красоты, когда рядом нет ценителей. Без ценителей красота становится бессмысленной. Тупое топтание возле своей кровати оборачивается прозябанием. Можно умереть от тоски. Тогда уж лучше от голода. Стало быть, незачем травить душу мыслями об ужине. Да и винить в происходящем как будто некого, точнее, не видно кого.