Запахи приносятся неожиданно

Не сообразив, была ли это шутка Сашки, либо серьезное утверждение, девушка спрашивать не стала, ибо весь предыдущий сумбурный разговор приводил ее в уныние. Черт знает, где очутилась, и если сейчас еще не стала сумасшедшей, то подобные разговоры уже точно могут довести до ручки. Желание разговаривать дальше пропадало. Мысль незаметно перестала работать, словно в голове вместо мозга был его рудимент. Сколько длилось такое состояние, сказать сложно, однако постепенно все стало возвращаться. Девушка тряхнула головой. Сашка расхаживала по помещению медленно, уверенно и независимо. Карюхе, с одной стороны, нравилась такая независимость, она любила самостоятельность, но, с другой стороны, Сашкина самоуверенность давила, ибо с ее утверждениями девушка соглашаться не хотела: быть сумасшедшей – это удел дураков, но она-то абсолютно нормальная. Решив, что у собеседницы тоже начинают плыть мозги, девушка стала молчаливо наблюдать за ее поведением. А та ловила на себе пытливый взгляд, но была безразлична к нему, своим безучастием как бы говоря, что скоро Карюха во всем убедится сама. Подошла к двери, постояла минуту в раздумье, потянула за ручку, вышла.

Скоро Карюхе надоело сидеть в одном положении, томило и мучило чувство раздвоенности, надо же было именно ей угодить в эти стены. Перед глазами проплыли лица приятелей. У них тоже сейчас неопределенное положение, но все-таки они на свободе, без наручников и цепочек. Кажется, все сейчас отдала бы, чтоб вернуться к ним. Впрочем, отдавать-то нечего, раздета до нитки. Одно голое тело, хоть и красивое, но голое. Только и осталось, в таком виде мотаться по улицам. Правда, у Катюхи в машине кое-какие шмотки имеются. Да, собственно, сейчас это не важно. Всегда что-нибудь придумать можно. С мира по нитке – голому рубаха. Девушка пружинисто поднялась с постели. И тут же Анька повернула к ней вдруг раскрасневшееся лицо с горящими глазами, и девушка услыхала торопливый приглушенный шепот:

– Не верь ей. Она чужая. Она из горожан, выучила наш язык. Будь осторожна, здесь везде уши, здесь везде глаза. Они видят и слышат даже там, где рядом с тобой никого нет. Глаза и уши знают все. Никто не может скрыться от них. От них нельзя спрятаться. Им известны даже тайные мысли всех. Держись меня, если хочешь убежать отсюда. Хотя как знаешь, как знаешь, я ничего тебе не говорила. Нет, нет, нет, ты ослышалась, тебе это показалось. У меня в голове ничего подобного нет. Зачем тебе знать, что у меня в голове? Это мое дело, это только мое дело. Я сама по себе. Впрочем, я ничего не скрываю от тебя. Ты своя. Это Сашке верить нельзя, – ее взгляд метнулся к двери и обратно, – а ты своя. Тебе я верю. Верь и ты мне!

Вздрогнув, Карюха переступила с ноги на ногу. Не перебивая, выслушала странную сбивчивую речь Аньки, и только после окончания этого монолога удивленно воскликнула:

– А ты не разучилась нормально языком молоть, – глянула на дверь и тоже понизила голос до шепота. – Но зачем ты валяешь ваньку? – отступила от кровати, цепочка натянулась, дернула за руку, наручник впился в саднившее запястье, девушка поморщилась.

– Я учусь быть другой, – шепнула Анька и заерзала на кровати, – чтобы выжить, – чуть помедлила, как бы раздумывая, произносить или нет окончание начатой фразы, – и убежать отсюда.

– Но Сашка сказала, что убежать отсюда невозможно, – вспомнила Карюха. – У нее не получилось.

– Она врет. Все возможно. Убежать не трудно, поверь мне, трудно потом, когда убежишь! – зачастила Анька, и девушка обратила внимание, как Анькино тело налилось упругостью, грудь приподнялась и округлилась. – Она никуда не убегала, – хмыкнула. – Зачем убегать из своего города? А я убегала. Неудачно, – выдавила с досадой. – Потому что я – дура! Я – доверчивая дура! Я всем всегда верю! Вот такая есть! – шепот стал пронзительным и колючим. – Я попала в этот город одна, мне некому было помочь, но ты же не одна. Не то что я. Ты не одна.

Насторожилась Карюха, ведь Аньки не было, когда она рассказывала Сашке свою историю.

– Здесь ничего нельзя утаить, – словно в ответ на мысли девушки выдала Анька, резко шевельнула ногами, разбрасывая и сдвигая их. – Ничего. Совершенно ничего. Я очень хорошо знаю.

– Тогда почему ты шепчешь? – громко спросила Карюха. – В этом нет никакого смысла, – пожала плечами. – Говори нормально.

На замечание не обратив внимания, пропустив его мимо ушей, Анька все тем же шепотом спросила:

– Убегать будешь? – и, не дожидаясь слов девушки, убежденно сказала. – Я знаю, будешь! – Попросила. – Возьми меня с собой. Я тебе пригожусь, вот увидишь. Я знаю, где можно пересидеть, пока будут искать. Ты возьмешь меня?

– Как же я побегу, когда меня на привязь посадили? – досада мелькнула на лице Карюхи, дернула цепочку, ойкнула от боли на запястье, заскрипела зубами, с особой болью ощущая в этот миг свою беспомощность, бросилась на кровать лицом вниз.