Запас прочности

Как только бот заплясал на свежей волне и с барабана лебедки весело побежал «стальной», Николай Ильич привалился к рубке и задремал. Штурман сам указал боевой курс и уже довел отряд до «колена», когда командир дивизиона проснулся. Легкий бриз обдувал лицо. Боль в затылке прошла. Николай Ильич со вкусом жевал теплый хлеб с маслом, жадно пил из большой кружки обжигающий, горьковатый, до черноты крепкий чай. Чувствуя себя отдохнувшим и освеженным, он полез на козырек рубки. Отсюда глаз легко охватывал почти всю Невскую губу, с ее топкими и низкими берегами. Бот медленно полз вперед, солнце пригревало и настраивало благодушно. Николай Ильич подумал: прямо весенняя прогулка получается!

Гул взрыва заставил его соскочить. Тралбаржа, шедшая в уступе, подорвала мину. Раскатился двойной гул: от детонации подорвалась еще одна мина; за фонтаном воды исчез бот-буксир.

Николай Ильич с тревогой поднял бинокль. Сквозь ниспадавшие струи он видел буксир, который выбирался на зыбь и был как будто цел, но сидел необычайно низко.

— Запросите, что случилось, — приказал Старов.

С буксира скоро сообщили, что давлением воды на боте вырвало кингстон, дыру закрыли, воду откачивают.

Это донесение не успокоило Старова. Бот явно отставал, а задержки не входили в расчеты Николая Ильича. Вызвав к борту катер-дымзавесчик, он перебрался на аварийное судно. Все свободные люди из экипажа были Заняты откачиванием воды. Помпа не справлялась, и воду еще черпали брезентовыми ведрами. Краснофлотцы смеялись:

— Вот ударило, товарищ капитан-лейтенант! Вроде кит хвостом шлепнул! Искупало нас.

Они и вправду были мокры с головы до пят. На палубе, среди подсыхающих следов, поблескивала рыбья чешуя: волна забросила в бот несколько оглушенных судаков, и кок, несмотря на аварию, успел выпотрошить их к обеду.

— Сейчас рыбки свежей попробуете, товарищ командир, — сказал командир бота. Но Николай Ильич придирчиво осмотрел всё хозяйство «буксира, лично убедился, что и мотор, и динамо, и руль действуют как надо, следовательно задержек в тралении не будет, посмотрел на часы и только тогда ответил:

— Кто же от трофейной отказывается? Давайте.

В течение дня на фарватере подорвались без происшествий две мины, и это был конец улова.

Наступил вечер. На последнем галсе ветер посвежел, задувая навстречу п замедляя возвращение в гавань. Швартоваться пришлось уже в темноте. Зато сделали шесть галсов; завтра можно было заняться контрольным тралением.

Итог дня бодрил Николая Ильича, хотя к вечеру боль в затылке возобновилась и временами сильно мучила. Он безжалостно разбудил задремавшего штурмана, заставил сделать отчетную кальку и, несмотря на поздний час, отправился к командиру соединения с докладом.

На берегу ветер не ощущался. Ночь была звездная, тихая, и так всё было спокойно и красиво вокруг, что Николай Ильич вдруг поверил, что увидится с Таней гораздо раньше, чем ему казалось несколько дней назад в Ленинграде.

Он сидел у командира соединения, когда началась воздушная тревога. Оперативный дежурный доложил, что несколько групп немецких самолетов пытаются бомбить Ленинград и опять сбрасывают мины. В воздухе идет сильный бой.

— Авось с наших курсов отгонят, — утешил командир соединения… — Утром выходить подождите. Уточним итоги ночи.

Николай Ильич прошел в соседний корпус, в свою комнату. В выбитое стекло с моря задувало, ветер парусил затемнявшую окно портьеру. Карточки жены и сына запылились. Он тщательно обтер их платком, поставил на чернильный прибор и всмотрелся в родные лица. Улыбаясь ему, они словно говорили: «Ничего, вытерпим»…

Он позвонил на пристань, поговорил с дежурным по дивизиону, потом Зашагал по комнате из угла в угол… Времени до утра было много, а спать не хотелось.

Снаружи донесся гул пролетающих на посадку истребителей. Ночное сражение окончилось. С какими результатами? Через час об этом скажут донесения.

В памяти мелькнул парашют с миной, скользнувший перед окном, и крошево мелких льдин. Таня и сегодня была там, и что с нею, донесения не скажут… Надо позвонить ей немедленно, сейчас провод, наверно, свободен.

Действительно, его соединили быстро. Но долго — как ему казалось, бесконечно долго — он сжимал телефонную трубку, ожидая ответа… Вот сейчас она встает, бежит к телефону, сейчас ответит незнакомым, измененным расстоянием, голосом…

Голос ответил: «Алло!» — чужой, совсем чужой, незнакомый, испуганный голос.

— Товарищ Старов?.. Я вам вчера письмо послала… Вы не беспокойтесь. она в больнице. Никакой опасности для жизни. Увечья тоже не будет. Да, да, я сама отвозила. Осколок снаряда на улице… Правда, ничего опасного. Она сама дала ваш адрес, чтобы я написала. Вы к ней приедете?