Запас прочности

– Хорошо, что веришь. Только теперь и верить надо осторожно. Понимаешь, доча, если б родители его и правда врагами были – это одно дело. Обидно б было, но понимал бы он, что по делу пострадали. А так… – Он помолчал, покачал головой, внимательно посмотрел ей в глаза, продолжил: – А так получается, что невинно они страдают. От советской власти страдают. Может, их и в живых уж нет… Да и он тоже пострадал. Нешто не обидно? Это ж мать с отцом… Не сосед, не сват. – Снова помолчал. – Это ж родная кровь. Тут не так все просто. А кто виноват? Власть виновата. Петька за эту власть в Гражданскую кровь проливал да трудился потом день и ночь без продыху. А она его раз – и в кутузку. Не обидно? То-то. Тут всяко может быть.

Мотька, до сих пор сидевший в углу с открытым ртом, переводил взгляд с сестры на отца и обратно, ошарашенно спросил:

– Так советская власть выходит что – плохая?

Фёдор Николаевич с сожалением глянул на него, усмехнулся.

– Мал ты еще разбираться в этом: плохая, хорошая… – Помолчал. – Хорошая советская власть. Хорошая. Да люди плохие в ней еще не перевелись. Вот и гадят. И власть всю марают. Вон Сашка, сосед наш, он же тоже вроде советский, а мразь какая! Так он простой работяга. А бывают мерзавцы и при должностях высоких. Только сейчас не время с ними разбираться. Сейчас землю нашу от нечисти спасать надо. И разговоры высокие надо нам отставить. Так что, Лиза, – он повернулся к дочери, – верить людям надо. Конечно, надо. Но… осторожно. Время, оно покажет, кто есть кто.

В разговор вмешалась Екатерина Ермолаевна.

– Ладно, с Сашкой соседом потом разберемся. А вот ты, Матвей, расскажи-ка нам, откуда ты знаешь, сколько кому патронов выдавали? Ты што, сам видел?

Мотька насупился, отвернулся, пожал плечами.

– Да какая разница, откуда я знаю? Ну знаю и знаю. И что?

Екатерина Ермолаевна посуровела:

– Как это, какая разница? А ну иди сюда! – Она поставила Мотьку перед собой, схватила его за плечи. – Говори!

Матвей молчал. Екатерина Ермолаевна не отступала:

– Ты или расскажешь все, или запру в подполе, в летней кухне! Вот ей-богу, запру! Ну!

Матвей вздохнул.

– Ма, че ты в сам деле? Вот же я! Здесь, перед тобой, живой и здоровый.

Тут она поняла, что Матвей сдался. Облегченно вздохнула, сказала тихим, обычным голосом:

– Рассказывай.

Матвей пожал плечами:

– Да че рассказывать? Ну, хотел я в ополчение записаться, пошел в горком, там записывали и оружие выдавали. Суматоха, все бегают, все «быстрее-быстрее» кричат. Возраст никто и не спрашивает, а меня, слава богу, ростом не обидели – не подумаешь, что мне шестнадцать только исполнилось. А Родину-то защищать надо! Я что, хуже других? Стрелять умею. А года – дело наживное… Тут и очередь моя подошла. – Он вздохнул. – Я уж руку за винтовкой протянул. Вот в этот-то момент и появился откуда ни возьмись дядя Коля Буланов. Ну и погнал, конечно, сыночка своего, Вальку. И меня тоже. Мы ж вместе были. – Он снова вздохнул. – Так и не успели мы повоевать. А вот остальным, в том числе и подонкам разным вроде Сашки, соседа нашего, и винтовки с патронами, и гранаты выдали. – Матвей скрипнул зубами. – Он же и к нам заявился с той самой винтовкой, что тогда в горкоме партии получил.

– Да, дела… – протянула Екатерина Ермолаевна. – Повернулась к мужу: – А дружок твой, Николай, тоже хорош. Ни слова про Мотю не сказал.

Фёдор Николаевич пожал плечами.

– Время было такое – не до разговоров. Головы поднять некогда. Да и не виделись мы. Когда он в горкоме винтовки раздавал, я на заводе дневал и ночевал. Сама знаешь. Чего теперь виноватых искать. – Он покрутил головой. – А сосед наш… Вот подлец… Этот много горя и нам, и другим людям принести может. – Повернулся к Матвею. – Ты остерегайся его. Держись подальше, не мозоль глаза. Этот подонок и правда стрельнуть может.

Матвей согласно кивнул:

– Ладно, пап.

Бочком, бочком, как бы крадучись, подошел к Лизе, наклонился к самому уху и шепнул еле слышно:

– Ты, Лиз, не бойсь. Я этого гада все равно прикончу. Клянусь.

* * *

Начало войны Дима принял в общем-то спокойно. Тревога на сердце, конечно, была. Война, она и есть война. Кому это в радость? Да и вообще работать и служить надо будет по-другому. Все для фронта, все для победы. А как же иначе? Но в том, что мы победим, сомнений не было. И речь товарища Молотова подтвердила его убежденность в скорой и решительной победе. Особенно заключительные слова: «Наше дело правое. Враг будет разбит. Победа будет за нами!»

А как же? Красная армия всех сильней. Мы это не раз доказывали. И как это Гитлер додумался сунуться к нам? Мы ж не Польша, не Франция! У нас и территория – до Тихого океана едешь – не доедешь, летишь – не долетишь! Вот дурак! Ну ничего. Разобьем и в Германии коммунизм построим! В восемнадцатом у немцев с революцией не получилось – теперь получится! Мы ж, как Ленин учил, должны биться за полную победу коммунизма во всем мире! Не смог немецкий пролетариат сам решить эту задачу – мы поможем.