Запасная книжка

— Издеваешься? — взвизгнул художник и бросил на землю кисточку. — Если я тебя уволю, кто тогда на картине останется? Кем я дракона заменю?

— А можно мне попробовать? — раздался голос откуда-то снизу, и из ромашек выпрыгнул еще один котенок — точная копия первого.

Художник сглотнул и сипло поинтересовался:

— Тебе чего, малыш?

— Я могу заменить вашего дракона, — важно заявил второй котенок. — У меня получится, честно-честно!

— Малыш, посмотри на себя и на дракона, — мягко произнес художник. — Ты маленький, он большой. У него золотая чешуя, крылья, пламя из пасти, а у тебя что? Ничего такого нет.

— Зато у меня усы! — парировал котенок и без дальнейших споров занял место дракона. — И я тоже золотистый, — добавил он вполголоса, чуть подумав.

Художник перевел взгляд с одного котенка на другого и обратно.

— А как я вас различу, кто есть кто? Вы ведь похожи, как… как… Вы что, братья?

— Какие же мы братья? — фыркнул второй котенок. — Он мальчик, а я девочка.

Единорог деликатно откашлялся. Художник вздрогнул.

— Я Вас очень прошу, — быстро произнес он, обращаясь к единорогу. — Не надо! Не уходите.

— А я и не собираюсь уходить, — весело ответил единорог и потряс козлиной бородкой. — Я просто полежу тут в сторонке, не обращайте на меня внимания.

Он убрал копыто со щита и легко затрусил в сторону. Щит покачнулся и упал на траву большой разноцветной заплаткой. Котята, которые сперва испуганно отскочили, тут же подобрались поближе и принялись с интересом обнюхивать край щита.

— А как же государственный герб? — жалобно всхлипнул художник. — Три геральдические фигуры, смертельная схватка…

Единорог снова с усмешкой потряс бородой и, склонив голову, принялся наблюдать за котятами, которые уже забрались на щит и теперь увлеченно возились там, — один, лежа на спине, отбивался лапами от другого, который норовил поймать его за хвост.

— Люблю смотреть, как малыши играют, — признался единорог.

Художник уныло поглядел на это безобразие, подобрал кисточку, вздохнул и стал рисовать. Мало-помалу он втянулся в работу, повеселел и даже стал насвистывать.

«Ничего, — думал художник. — Два играющих в траве котенка, так даже лучше. В конце концов, принцесса еще маленькая. А когда подрастет, мы ей и настоящий герб нарисуем».

времена года

Спасибо тебе, Солнце, за твое тепло. Мне было так холодно, грустно и одиноко, и я думала, что это навсегда. Но разве можно хранить ледяную невозмутимость, когда ты так ярко светишь и подмигиваешь с голубого неба, и смеешься, и щекочешь золотыми лучами? Какой уж там лед! Не думала, что еще способна плакать, но вот ведь, разревелась как маленькая, с каждой сосульки так и капает. Говорят, слезы очищают. Если это правда, то спасибо тебе, Солнце, за очищение.

Спасибо, я очень тронут. Выходит, и от меня есть какая-то польза, не зря светил. Но зачем же плакать-то? Улыбаться надо! Улыбка тоже очищает, честное слово!

Все-все, уже не плачу. Я улыбаюсь, правда. Только зачем же скромничать? От тебя, Солнце, большая польза! Ты даришь свет, указываешь путь, по тебе сверяют время. Ты несешь всем тепло, а значит, и жизнь. Ты великое светило, стыдно тебе, должно быть, прибедняться.

Тоже мне, великое! Не говори ерунды. Есть куча светил и ярче, и крупнее меня. А я что, я желтый карлик, звезда четвертой категории. Жизнь, скажешь тоже! Мало ли, что я даю свет и тепло. Устроен так, вот и даю, нет в этом никакой моей заслуги. Спроси у безводных пустынь, много ли им от меня пользы. Спроси у рыб, что им милее — мой иссушающий жар или твои прохладные глубины. Это ты даришь всем жизнь, изобилие и покой. А я что, я только согреваю…

Не говори так! Без тебя не было бы движения, без тебя я застыла бы в ледяном оцепенении, отвердела бы, стала злой и колючей. Ты огромный, жаркий, неугомонный; только ты и заставляешь меня куда-то течь, к чему-то стремиться. Паром взлетаю я вверх к тебе, но не дотянуться до тебя моим облакам, слишком ты высоко, не достать. И падаю я вниз мелкими каплями, и в каждой капле — твое отражение, и лишь потому расцветает все на земле.

Я пропущу свои пальцы сквозь струи дождя, вплету семицветную радугу в твои пряди — смотри, как красиво!

Вот я перед тобой, вся, как есть, насквозь прозрачная. Что ты скажешь, желтое всевидящее око? Жаркое солнце, неистовое пламя, золотой языческий бог? Ты, которым я жива? Далекий, безмерный, вечно юный центр мироздания — что ты скажешь мне, мелкой лужице?

Скажу, что ты синяя жилка на виске у Земли. Скажу, что темны и неизведанны твои глубины, что тону я в тебе, но никогда не достигаю дна. Скажу, что тобой можно любоваться до бесконечности, а на меня и смотреть-то неприятно. Скажу, что ты всегда все та же и всегда разная. И можно войти в тебя и дважды, и трижды — но всегда в разную, но всегда в ту же. Скажу, что ты нежная и ранимая, вздрагиваешь от легкого касания, ежишься от всякого дуновения. Но чем бы тебя ни резали, как бы ни били, ты затягиваешь раны и не держишь зла. Скажу, что ты пристанище и утешение, и нет во вселенной чуда большего, чем ты.