Каждую ночь я жду утра, когда ты придешь и обласкаешь, и согреешь от безмерной щедрости своей. И ты приходишь и согреваешь, и играешь бликами. В каждой росинке по блику, и тысяча теплых пальцев в каждом потоке, и мне становится жарко, весело и щекотно, и пузырьки поднимаются со дна к самой поверхности, и больше ничего уже не надо — только бы продолжался день, только бы не набежало облако, только бы задержался вечер.
Каждую ночь я жду утра, чтобы встретиться с тобой, утонуть в тебе, вынырнуть с восторгом под невозможным углом. Чтобы слышать твое непринужденное журчание, видеть твою улыбку — на каждой волне по сияющей улыбке. Смотреться в тебя, как в зеркало, и ни о чем не думать. Только бы вечер не скоро, только бы день не кончался.
Я не могу тобой насытиться, Солнце. Мне тебя не хватает! Ночи кажутся такими длинными, а дни такими короткими. И ты сам словно отдалился от меня. Нет-нет, я тебя не виню, я понимаю, работа. Важные дела там, на другой стороне Земли. Другие реки, леса, поля, их тоже надо согреть, а я что, я потерплю. Раз так надо. Не обращай на меня внимания. Только не уходи насовсем, прошу тебя. Не забывай и про меня тоже!
Что случилось, отчего твои берега затянуты туманом? Отчего так печально катятся серые волны? Зачем ты все чаще отгораживаешься от меня тучами и тайком роняешь тяжелые капли дождя? Чем я провинился перед тобой?
Все в порядке, Солнце. Это ничего, это пройдет. Пусть мои проблемы тебя не волнуют. Расскажи лучше, как там, на другой стороне Земли? Что ты там видел? С кем говорил?
Между нами ледяная стена. Тонкая, ломкая, совсем прозрачная. Но такая холодная! Она меня отражает, я не могу к тебе пробиться! Я ничего не понимаю. Зачем? Что происходит?
Скажи… а там… на другой стороне… сейчас тепло?
Где ты? Куда ты пропала? Тебя нигде не видно! Все слова — как в вату… глухо… За что?
Как холодно…
Как холодно.
Когда последняя из фей взмахнула палочкой, высокие двери слегка приоткрылись, и в залу заглянула злая колдунья.
— Я не слишком рано? — спросила она. — Уже все закончили, да?
— О нет! — воскликнула королева, загораживая своим телом люльку принцессы. — Она пришла, чтобы проклясть нашего ребенка!
— А у нас больше нет лишних благословений, — заметила самая добрая фея.
— Да ну вас, — отмахнулась колдунья. — Проклинать, как это мелочно! Делать мне больше нечего. А ну-ка, посторонитесь, мамаша!
Колдунья отпихнула королеву плечом и склонилась над люлькой.
— Так-так… ну что ж, симпатичная малышка. Вижу. Пожалуй, я ее тоже благословлю.
Подняв узловатый посох, колдунья громко и торжественно провозгласила:
— Значит, так! Все, что тут нажелали этой девочке, исполнится. Она действительно будет прекрасна видом, добра душой и получит вдобавок изумительный голосок. Ничего не имею против. Я даже добавлю немного от себя, чтобы девушка стала воистину прекраснейшей из прекрасных. Возражения будут?
— Нет, — ответил король. — А что, она не умрет в шестнадцать лет? Вы уверены?
— Абсолютно! — отрезала колдунья. — Я наделю девочку отменным здоровьем и долголетием. Но на вашем месте все равно постаралась бы убрать подальше колющие и режущие предметы — так, на всякий случай.
— А… а в чем тут подвох? — спросила королева.
— Никакого подвоха, — покачала головой колдунья. — Из ребенка выйдет очаровательная молодая женщина, и к ней приедет прекрасный принц (с конем, конечно, а то как же без коня-то!), чтобы увезти ее в свое далекое королевство. И легенды об этой любви будут рассказывать даже через сотни лет!
— Правда? — всплеснула руками королева.
— Ведьмы никогда не врут, — строго заметила колдунья. — Как девочку-то назвать решили?
— Леночкой.
— Хорошее имя, — кивнула колдунья. — Подходящее.
Она повернулась и пошла к выходу. На пороге остановилась и бросила через плечо:
— Кстати… мой вам совет, на будущее. Бойтесь данайцев, дары приносящих!
Три бабуси под окном сидели на лавочке и переговаривались высокими дребезжащими голосами.
— Слыхали? У Фроловых-то дача сгорела.
— Ну?
— Как есть сгорела, позавчера. Напрочь. Один погреб остался.
— А у Козловых зато разбилась яхта, еще на прошлой неделе. Сами-то, правда, уцелели, сейчас в больнице лежат. Что дороже, яхта или дача?
— Ну, это смотря какая дача…
— Это Козлихе еще повезло, она при муже осталась. А Дуньку помните, ну которая за шейха вышла? Вчера вернулась, вся в соплях, на шестом месяце, и еще с одним арапчонком на руках.
— Он ее бросил, что ли, шейх этот?
— У них там, вроде, не бросают…
— Темная история, а Дунька ничего не рассказывает. Я так думаю, пристрелили ее шейха. Говорят, на Востоке сейчас опять какая-то заварушка.
— А шейх, это по-нашему кто? Министр?
— Да не, это что-то вроде князя. Или графа.
— Значит, Дунька-то и впрямь — из князей в грязи!
— Да уж.
Старуха, слушавшая разговор через окно на втором этаже, удовлетворенно хмыкнула и повернула голову на скрип входной двери.
— А, явился…
— Угу. — Муж скинул измазанные в тине сапоги, повесил на гвоздик берданку и устало вздохнул. — Ну что, старая? Чай, теперь твоя душенька довольна?