Запасная царевна (СИ)

«Что за бесовщина!»- аж испугался собственных мыслей Бессмертный- «Тьфу-тьфу-тьфу! Сгинь да пропади пропадом, мысль поганая! Фу! Не родилася еще та девица, что тронет сердце мое черное! В покое оно да в безопасности. Вовремя, глядишь, опомнился. Теперича все по иному будет. По-моему.»

И, окрыленный заново родившейся надеждой, Кощей многократно обвел только что нарисованную «о», проткнув ее стрелой насквозь.

Надо признать, изначально план был не совсем продуман.

«От того и пошел вкривь да вкось»- кивнул сам себе мужчина- «Но когда было его продумывать, ежели на меня матушка напирала? Да еще судьба эта…»

И Бессмертный решил всех переиграть. В его воображении все складывалось проще некуда. Перво-наперво предстояло наивную девицу охмурить. Да так, чтобы света белого она без него не взвидела.

Тут в ход пошли и прогулки долгие, и дары богатые. Чего только не натаскал в ее горницу в это время царь! Яхонты да самоцветы, жемчуга да камень королёк*, бархат да парчу…

И чем больше усилий прилагал Кощей, чем дороже обходились ему тщетно преподносимые знаки внимания, тем упорнее укреплялся он в мысли, что добиться царевну ему жизненно необходимо.

- Одумайся, Коша- стонала призрачная матушка- Сам себя в нее влюбишь! Свершится тогда проклятие страшное. Отрекись от мыслей своих. Отпусти девку с миром.

- Не расцвела еще та вишня, от цветов которой ум мой помутнится- цедил царь и придирчиво отбирал серебристых соболей в подарок гордой красавице.

Но подлая девица то ли оказалась совершенно не меркантильной особой, то ли просто понятия не имела о стоимости царевых гостинцев. Взгляд ее ни на миг не оттаял. А вредный крылатый Защитник, уныло парящий над ее плечом, только грустно и обреченно качал головой, да что-то нашептывал на ухо непоколебимой красавице.

И уверенность Кощея начала пошатываться. Зато упорство лишь укрепляться, словно вековой дуб в каменистой почве.

Лежать пол ночи и планировать, чем еще поразить непокорную девицу стало, практически, традицией. Внезапно пугать латников да стрелков вопросами, чем красавицу удивить- почти ежедневным ритуалом.

Мужчина, без жалости пожертвовав засушенным ранее яблочком, даже достал из Пустого мира несколько книг по заданной тематике. И немало удивился не только словам заморским, но и подходом к проблеме. Но попробовать стоило.

Так в дело пошли букеты цветов, пушистые кролики ( ради долговечности и безопасности девицы погруженные в вечный стазис) да один огромный медведь-шатун в том же безвольно-мертвом состоянии.

Зачем девушкам нужны были дохлые животные ( причем про мишку так вообще прямо было написано, что чем больше он тем лучше), царю было невдомек. Но коли уж ухаживания, принятые на сказочной Руси на царевну не действовали, стоило понадеяться и на иномирных мудрецов. Тем более, что книга утверждала, что придавленной «медведем в человеческий рост» пала к ногам добра молодца уже не одна красавица.

Тут, конечно, мужчина справедливо подозревал, что имелась в виду не фигура речи, а вполне себе очевидная реакция на физическое воздействие пятисот килограммовой туши на хрупкое девичье тело. Но утверждать, все-таки, не взялся. И честно уронил на Настасью почившего в бозе заради праведного дела косолапого.

Трупикам кроликов, как ни странно для ее-то характера, царевна не обрадовалась. Брезгливо выкинула их в окно двумя пальцами, поплакав, ради приличия, и пустив хорошо отрепетированную хрустальную слезу в память об их бесцельно прожитых годах. К вечеру вообще вышла во двор и заставила Фроську кроликов под яблоней закопать. Принесла на импровизированную могилку букетик, взвалила им в изголовье камешек. Короче, увлеклась игрушкой, хоть и на странный лад.

«А все благо»- довольно подумал Кощей, с уважением покосившись на иномирный фолиант- «Чем не добро, девушке вечер занятием приятным скрасить? Хотя, на мой взгляд, вышивание как-то нормальнее»

Хуже дело обстояло с медведем, из под которого осчастливленная царевна, вместо того, чтобы рыдать в благодарности, верещала благим матом, вспоминая родню Кощееву до двенадцатого колена. И разные части человеческого тела в качестве угроз. На восторг похоже не было, конечно. Но и как настоящую угрозу ее речь воспринять не получалось, особенно когда она доносилась сквозь толстый мех убиенного топтыги.

«А, с другой стороны, много ли я о том, что сейчас у молодежи принято знаю?»- философски пожал плечами царь, перешагивая через придавленную девицу и задумчиво вышагивая в сторону своего кабинета- «Уж сто лет как за девицей не ухаживал. Любовь-то она по разному, небось, выражается. И каждому выражению свои века.»

Но признаваться в обуревавших ее светлых чувствах царевна не спешила. что в общепринятых выражениях, что в современных.