Запасной

Кейт выглянула в сад и, до белизны в пальцах сжав края кожаной обивки скамейки, заявила, что перед ней нужно извиниться.

Мег спросила: За что?

Ты задела мои чувства, Меган.

Когда? Поясни.

Я сказала, что ничего не помню, а ты сказала, что это у меня гормоны.

О чём ты говоришь?

Кейт вспомнила какой-то телефонный разговор, во время которого они обсуждали время свадебных репетиций.

Мег сказала: А, да! Вспомнила. Ты что-то там не могла вспомнить, а я сказала, что это ничего страшного и это простительно, потому что ты только что родила. Это гормоны.

Глаза Кейт расширились: Да. Ты говорила о моих гормонах. Мы недостаточно близки, чтобы ты могла говорить о моих гормонах!

Глаза Мег тоже расширились. Она выглядела сильно растерянной. Извини, что упомянула о твоих гормонах. Именно так я разговариваю со подругами.

Вилли указал на Мег. Это грубо, Меган. В Британии так себя не ведут.

Будь добр, не надо тыкать пальцем мне в лицо.

Что вообще происходит? Неужели у нас дошло до этого? Кричать друг на друга из-за карточек с местами и гормонов?

Мег сказала, что никогда намеренно не сделает ничего, чтобы обидеть Кейт, и если она когда-нибудь это сделает, она попросила Кейт дать ей знать, чтобы такого больше не повторилось.

Мы все неловко обнялись. Как-то так.

Я я сказал, что нам пора уходить.

51

Помощники чувствовали трения и читали прессу, и поэтому в нашем офисе часто возникали ссоры. Стороны были обозначены: команда Кембриджей против команды Сассексов. Соперничество, ревность, конкурирующие повестки — всё это отравляло атмосферу.

Не помогало даже то, что все работали круглосуточно. От прессы было так много запросов, шёл настолько непрерывный поток ошибок, требовавших исправления, а у нас почти не было достаточно людей или ресурсов. В лучшем случае, мы могли разрешать лишь 10% возникавших вопросов. Нервы были на пределе, все «вели снайперский огонь». В такой обстановке не было места для такого понятия, как конструктивная критика. Вся обратная связь воспринималась, как унижение, оскорбление.

Не раз случалось, что наши сотрудники просто падали пластом на рабочие столы и плакали.

Во всём этом, в каждой мелочи Вилли винил только одного человека — Мег. Он несколько раз заявлял мне об этом, и рассердился, когда я сказал ему, что он перешёл черту. Он просто повторял то, что писали в прессе, распространял выдуманные истории, которые читал сам или которые ему пересказывали. Великая ирония, как сказал я ему, заключалась в том, что настоящими злодеями были те, которых он сам привёл в офис, люди из правительства, которые, казалось, были непробиваемыми для такого рода раздоров и пристрастились к ним. У них был талант к нанесению ударов в спину, к плетению интриг, и они постоянно науськивали наших помощников друг на друга.

Тем временем, среди всего этого, Мег умудрялась сохранять спокойствие. Несмотря на то, что некоторые говорили о ней, я никогда не слышал, чтобы она отозвалась плохо о ком-либо или сказала кому-либо что-то неприятное в лицо. Напротив, я наблюдал, как она удвоила усилия, чтобы достучаться и распространять доброту. Она рассылала написанные от руки благодарственные письма, справлялась о здоровье заболевших сотрудников, отправляла корзины с едой, цветами или лакомствами всем, кто испытывал трудности, переживал депрессию, болел... В офисе часто было темно и холодно, поэтому она поставила новые лампы и обогреватели, купленные на личные средства. Она приносила пиццу и печенье, устраивала чаепития и совместные угощения мороженым. Всеми подарками, которые получала бесплатно, одеждой, духами и косметикой, она делилась со всеми женщинами в офисе.

Я пребывал в благоговении перед её способностями и решимостью всегда видеть в людях хорошее. Однажды я действительно узнал, как велико её сердце. Я узнал, что г-н Р., мой бывший сосед сверху по "барсучьей норе", пережил трагедию: скончался его взрослый сын.

Мег не была знакома ни с Р., ни с его сыном. Но она знала, что они были моими соседями, и часто видела, как они выгуливают собак. Поэтому она испытывала огромную скорбь за них и написала отцу письмо, выражая соболезнования, говоря ему, что хотела бы обнять его, но не знает, будет ли это уместным. К письму она приложила гардению, чтобы тот посадил её в память о сыне.

Неделю спустя г-н Р. появился на пороге Нотт Котт. Он вручил Мег благодарственную записку и крепко обнял её.

Я так гордился ею и так сожалел о своей распре с г-ном Р.

Более того, я жалел, что моя семья враждует с женой.

52