Читаем Запасной полностью

Я чувствовал огромную усталость. Я хотел вернуться домой, и я понял, каким сложным понятием стал дом. Или, может быть, оно всегда было таким. Я указал на сады, город за ними, нацию и сказал: Вилли, это должно было быть нашим домом. Мы собирались прожить здесь всю оставшуюся жизнь.

Ты ушел, Гарольд.

Да… и ты знаешь почему.

Не знаю.

Ты... не знаешь?

Честно не знаю.

Я отвернулся. Я не мог поверить своим ушам. Одно дело не соглашаться с тем, кто был виноват или как всё могло быть по-другому, но чтобы он заявлял о полном незнании причин, почему я покинул страну своего рождения — землю, за которую я сражался и был готов умереть — страну матери? Эта чреватая опасностями фраза. Заявлять, что ничего не знаем о том, почему мы с женой пошли на решительный шаг, забрали ребёнка и просто сбежали со всех ног, оставив всё: дом, друзей, мебель? Правда?

Я посмотрел на деревья: ты не знаешь!

Гарольд…я честно не знаю.

Я повернулся к па. Он смотрел на меня с выражением, которое говорило: Я тоже.

Ух ты, подумал я. Может быть, они и правда этого не знают.

Поразительно. Но, может быть, это было правдой.

И если они не знали, почему я ушёл, может быть, они просто не знали меня. Вообще.

И, возможно, они никогда этого по-настоящему не хотели.

И, честно говоря, может быть, я тоже этого не позволял.

От этой мысли мне стало еще холоднее и ужасно одиноко.

Но это также меня разозлило. Я подумал: я должен им рассказать.

Как им рассказать?

Я не могу. Это заняло бы слишком много времени.

Кроме того, они явно не в том настроении, чтобы слушать.

Во всяком случае, не сейчас. Не сегодня.

Итак:

Па? Вилли?

Мир? Начнём.

<p><strong>Часть 1. Ночь, которая покорила меня</strong></p>

<p><strong>1</strong></p>

ИСТОРИИ БЫЛИ ВСЕГДА

Время от времени люди шептались о людях, которым не повезло в Балморале. Давняя Королева, например. Обезумевшая от горя, она заперлась в замке Балморал и поклялась никогда оттуда не выходить. И очень правильный бывший премьер-министр: он назвал это место «сюрреалистическим» и «совершенно причудливым».

Тем не менее, я не думаю, что слышал эти истории через какое-то время. Или, может быть, я слышал их, но они не запомнились. Для меня Балморал всегда был просто раем. Помесь сказок Диснея и какой-то священной рощи друидов. Я всегда был слишком занят рыбалкой, стрельбой, беготней вверх и вниз по холмам, чтобы замечать что-то неладное в фэн-шуе старого замка.

Я пытаюсь сказать, что я был счастлив там.

На самом деле, возможно, я никогда не был счастливее того золотого летнего дня в Балморале: 30 августа 1997 года.

Мы отдыхали в замке неделю. В планах было остаться на ещё одну. Как и за год до этого и два года назад. Балморал был отдельным микросезоном, двухнедельным перерывом в шотландском Наогрье, отмечавшим переход от разгара лета к ранней осени.

Бабушка тоже была там. Естественно. Она проводила большую часть каждого лета в Балморале. И дедушка. И Вилли. И па. Вся семья, за исключением мамы, потому что мама больше не была частью семьи. Она либо сбежала, либо была выброшена, в зависимости от того, кого вы спросите, хотя я никогда никого не спрашивал. В любом случае, она отдыхала где-то ещё. В Греции, говорил кто-то. Нет, на Сардинии, сказал кто-то. Нет, нет, подсказал кто-то, твоя мать в Париже! Может быть, это сама мама сказала это. Когда она позвонила ранее в тот день, чтобы поболтать? Увы, это воспоминание, как и миллионы других, находится по другую сторону высокой мысленной стены. Такое ужасное, мучительное чувство знать, что они там, на другой стороне, вы всего в нескольких дюймах от них, но стена всегда слишком высока, слишком толста. Неприступна.

В отличие от башен Балморала.

Где бы ни была мама, я понимал, что она со своим новым другом. Это было слово, которое все использовали. Не бойфренд, не любовник. Друг. Хороший парень, я подумал. Мы с Вилли только познакомились с ним. Вообще-то, мы были с мамой несколько недель назад, когда она впервые встретила его, в Сан-Тропе. Да. Мы отлично проводили время, только втроем, остановились на какой-то старой вилле. Каждый раз, когда мама, Вилли и я были вместе, было много смеха, возни, что было нормой, хотя в тот праздник этого было больше. Вся эта поездка в Сен-Тропе была райской. Погода была прекрасной, еда — вкусной, мама улыбалась.

Принцесса Диана и Доди Аль-Файед

А самое главное, там были гидроциклы.

Чьи они? Не знаю. Но я отчетливо помню, как мы с Вилли катались на них в самую глубокую часть канала, кружа, ожидая, пока появятся большие паромы. Мы использовали большие волны, как пандусы, чтобы взлететь повыше. Не знаю, как мы не погибли.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Ее Величества России
Адмирал Ее Величества России

Что есть величие – закономерность или случайность? Вряд ли на этот вопрос можно ответить однозначно. Но разве большинство великих судеб делает не случайный поворот? Какая-нибудь ничего не значащая встреча, мимолетная удача, без которой великий путь так бы и остался просто биографией.И все же есть судьбы, которым путь к величию, кажется, предначертан с рождения. Павел Степанович Нахимов (1802—1855) – из их числа. Конечно, у него были учителя, был великий М. П. Лазарев, под началом которого Нахимов сначала отправился в кругосветное плавание, а затем геройски сражался в битве при Наварине.Но Нахимов шел к своей славе, невзирая на подарки судьбы и ее удары. Например, когда тот же Лазарев охладел к нему и настоял на назначении на пост начальника штаба (а фактически – командующего) Черноморского флота другого, пусть и не менее достойного кандидата – Корнилова. Тогда Нахимов не просто стоически воспринял эту ситуацию, но до последней своей минуты хранил искреннее уважение к памяти Лазарева и Корнилова.Крымская война 1853—1856 гг. была последней «благородной» войной в истории человечества, «войной джентльменов». Во-первых, потому, что враги хоть и оставались врагами, но уважали друг друга. А во-вторых – это была война «идеальных» командиров. Иерархия, звания, прошлые заслуги – все это ничего не значило для Нахимова, когда речь о шла о деле. А делом всей жизни адмирала была защита Отечества…От юности, учебы в Морском корпусе, первых плаваний – до гениальной победы при Синопе и героической обороны Севастополя: о большом пути великого флотоводца рассказывают уникальные документы самого П. С. Нахимова. Дополняют их мемуары соратников Павла Степановича, воспоминания современников знаменитого российского адмирала, фрагменты трудов классиков военной истории – Е. В. Тарле, А. М. Зайончковского, М. И. Богдановича, А. А. Керсновского.Нахимов был фаталистом. Он всегда знал, что придет его время. Что, даже если понадобится сражаться с превосходящим флотом противника,– он будет сражаться и победит. Знал, что именно он должен защищать Севастополь, руководить его обороной, даже не имея поначалу соответствующих на то полномочий. А когда погиб Корнилов и положение Севастополя становилось все более тяжелым, «окружающие Нахимова стали замечать в нем твердое, безмолвное решение, смысл которого был им понятен. С каждым месяцем им становилось все яснее, что этот человек не может и не хочет пережить Севастополь».Так и вышло… В этом – высшая форма величия полководца, которую невозможно изъяснить… Перед ней можно только преклоняться…Электронная публикация материалов жизни и деятельности П. С. Нахимова включает полный текст бумажной книги и избранную часть иллюстративного документального материала. А для истинных ценителей подарочных изданий мы предлагаем классическую книгу. Как и все издания серии «Великие полководцы» книга снабжена подробными историческими и биографическими комментариями; текст сопровождают сотни иллюстраций из российских и зарубежных периодических изданий описываемого времени, с многими из которых современный читатель познакомится впервые. Прекрасная печать, оригинальное оформление, лучшая офсетная бумага – все это делает книги подарочной серии «Великие полководцы» лучшим подарком мужчине на все случаи жизни.

Павел Степанович Нахимов

Биографии и Мемуары / Военное дело / Военная история / История / Военное дело: прочее / Образование и наука
Айвазовский
Айвазовский

Иван Константинович Айвазовский — всемирно известный маринист, представитель «золотого века» отечественной культуры, один из немногих художников России, снискавший громкую мировую славу. Автор около шести тысяч произведений, участник более ста двадцати выставок, кавалер многих российских и иностранных орденов, он находил время и для обширной общественной, просветительской, благотворительной деятельности. Путешествия по странам Западной Европы, поездки в Турцию и на Кавказ стали важными вехами его творческого пути, но все же вдохновение он черпал прежде всего в родной Феодосии. Творческие замыслы, вдохновение, душевный отдых и стремление к новым свершениям даровало ему Черное море, которому он посвятил свой талант. Две стихии — морская и живописная — воспринимались им нераздельно, как неизменный исток творчества, сопутствовали его жизненному пути, его разочарованиям и успехам, бурям и штилям, сопровождая стремление истинного художника — служить Искусству и Отечеству.

Екатерина Александровна Скоробогачева , Екатерина Скоробогачева , Лев Арнольдович Вагнер , Надежда Семеновна Григорович , Юлия Игоревна Андреева

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / Документальное
Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Биографии и Мемуары / Публицистика / История / Проза / Историческая проза
100 Великих Феноменов
100 Великих Феноменов

На свете есть немало людей, сильно отличающихся от нас. Чаще всего они обладают даром целительства, реже — предвидения, иногда — теми способностями, объяснить которые наука пока не может, хотя и не отказывается от их изучения. Особая категория людей-феноменов демонстрирует свои сверхъестественные дарования на эстрадных подмостках, цирковых аренах, а теперь и в телемостах, вызывая у публики восторг, восхищение и удивление. Рядовые зрители готовы объявить увиденное волшебством. Отзывы учёных более чем сдержанны — им всё нужно проверить в своих лабораториях.Эта книга повествует о наиболее значительных людях-феноменах, оставивших заметный след в истории сверхъестественного. Тайны их уникальных способностей и возможностей не раскрыты и по сей день.

Николай Николаевич Непомнящий

Биографии и Мемуары