Но той весной пресса поутихла. Ее больше интересовали новости о деталях свадьбы, чем изобретение новой клеветы. Каждый день появлялся очередной «мировой эксклюзив» о цветах, музыке, угощениях и торте. Для них не существовало незначительных подробностей, их интересовали даже переносные туалеты. Сообщалось, что у нас будут самые элитные переносные туалеты в мире - фарфоровые резервуары, позолоченные сидения, нас вдохновили туалеты на свадьбе Пиппы Миддлтон. На самом деле на свадьбе Пиппы мы не заметили ничего особенного в плане отправления естественных нужд и вовсе не занимались выбором переносных туалетов для своей свадьбы. Но мы искренне надеялись, что все смогут справлять нужду в комфорте и спокойствии.
Главное, мы надеялись, что королевский корреспонденты будут и дальше писать о фекалиях, вместо того чтобы пытаться их разбрасывать.
Так что, когда Дворец посоветовал нам сообщать этим корреспондентам, известным как «Королевский суд», побольше подробностей, мы последовали этому совету. В то же время, я сказал Дворцу, что в Большой день, самый счастливый день в нашей жизни, я не хочу видеть в часовне ни единого королевского корреспондента, ну разве что сам Мэрдок лично извинится за прослушивание телефонов.
Дворец поднял нас на смех. Придворные предупредили: если не пустить Королевский суд на свадьбу, начнется тотальная война.
- Значит, будем воевать.
Моя война с Королевским судом - с отдельными его представителями и с системой в целом - началась в незапамятные времена. Это началось сорок лет назад - журналистам британской прессы и телевидения позволили впервые сострить по поводу королевской семьи, и вонь поднялась до небес. Исчезла честная конкуренция, развился протекционизм, кучка бракоделов почувствовала свою силу.
После нескольких недель пререканий всё было согласовано: Королевский суд не пустят в часовню, но они могут собраться снаружи.
Маленькая победа, которой я был очень рад.
Папа хотел помочь выбрать музыку для церемонии, так что однажды вечером он пригласил нас в Кларенс-Хауз на обед... и концерт.
Он принес свой беспроводной плеер, и мы начали слушать разные образцы музыки, прекрасную музыку, музыку всех сортов. Он полностью поддержал наше желание пригласить оркестр, а не органиста, и включил подборку выступлений разных оркестров, чтобы у нас создалось сответствующее настроение.
Потом мы перешли к классике, он рассказывал, как любит музыку Бетховена.
Мег говорила о глубоких чувствах к Шопену.
Она сказала, что всегда любила Шопена, но в Канаде у нее буквально развилась зависимость от его музыки, потому что только музыка Шопена могла утихомирить Гая и Богарта.
Так что Мег день и ночь играла им Шопена.
Папа сочувственно улыбнулся.
Когда одно произведение заканчивалось, он быстро перезагружал плеер и начинал напевать или притопывать под новую музыку. Он был весел, остроумен, очарователен, я лишь качал головой от изумления. Я знал, что папа любит музыку, но не знал, что настолько сильно.
Благодаря Мег в нем пробудились качества, которые я видел у него так редко. В ее присутствии папа становился ребячливым. Я это видел, видел, что они становятся ближе друг другу, и это сильнее связывало меня с папой. Столь многие поступали с ней подло, меня переполняла радость, когда я видел, что отец общается с ней, как с принцессой, которой она вскоре станет и которой, возможно, родилась.
Испытав такой стресс в связи с получением разрешения от бабушки на свадьбу с Мег, я думал, что никогда больше не решусь о чем-то ее попросить.
Но тут решился еще на одну просьбу:
- Бабушка, пожалуйста, позволь мне на свадьбу не сбривать бороду?
Просьба вовсе не пустяковая. Некоторые считали бороду явным нарушением протокола и давно устоявшихся правил, особенно учитывая, что я собрался венчаться в военной форме. В британской армии борода запрещена.
Но я больше не служил в армии, и мне отчаянно хотелось оставить что-то свое при себе, что служило явным доказательством моей тревоги.
Нелогично, но правда. Я отрастил бороду во время путешествия на Южный полюс, и сохранил ее, вернувшись домой, она помогала, на ряду с психотерапией, медитацией и еще несколькими средствами, успокаивать мои нервы. Я не мог это объяснить, хотя нашел статьи, объясняющие это явление. Возможно, это было что-то фрейдистское - борода как защитное покрывало. Возможно, что-то юнгианское - борода как маска. Что бы это ни было, это меня успокаивало, а в день своей свадьбы я хотел чувствовать себя как можно спокойнее.
Кроме того, моя будущая жена никогда не видела меня без бороды. Ей нравилась борода, нравилось хватать ее и тащить меня к себе, чтобы поцеловать. Я не хотел, чтобы она подошла к алтарю и увидела перед собой абсолютного незнакомца.
Я объяснил всё это бабушке, она сказала, что поняла. Кроме того, ее собственный муж вечно разбрасывал вокруг щетину. Она сказала: «Да, можешь оставить бороду». Но потом я объяснил всё брату, и он...ощетинился?
Он сказал, что так не положено. Военные правила, все дела.