Будучи предметом гордости для многих британцев, Роркс-Дрифт был продуктом империализма, колониализма, национализма — короче говоря, воровства. Великобритания вторгалась к суверенному народу и пыталась его поработить, а это означало, что драгоценная кровь лучших британских парней была потрачена в тот день впустую — по мнению некоторых, в том числе мистера Рэттрея. Он не упускал из виду такие неприятные факты. Когда это было необходимо, он резко осуждал британцев. (Местные жители называли его Белым Зулусом). Но я был слишком молод: я слышал его и не слушал. Может быть, я слишком много раз смотрел фильм «Зулусы», может быть, я слишком много участвовал в притворных боях со своими игрушечными красными мундирами. У меня был взгляд на битву, на Британию, который не допускал новых фактов. Поэтому я больше увлекался рассказом о мужском мужестве и британской мощи, а когда нужно было ужасаться, на меня находило вдохновение.
По дороге домой я сказал себе, что вся поездка прошла на ура. Не только потрясающее приключение, но и опыт общения с папой. Конечно, теперь жизнь будет совсем другой.
12
БОЛЬШИНСТВО МОИХ УЧИТЕЛЕЙ были добрыми душами, которые меня не трогали, понимали всё, что у меня на душе, и не добавляли. Мистер Доусон, игравший на органе в часовне, был чрезвычайно мягок. Мистер Литтл, учитель игры на барабанах, был чрезвычайно терпелив. Прикованный к инвалидной коляске, он приезжал на уроки игры на барабанах в фургоне, и мы целую вечность вытаскивали его из фургона в класс, а затем долго возвращали его обратно после урока, так что реальное обучение длилось не больше 20 минут. Я не возражал, а мистер Литтл, в свою очередь, никогда не жаловался, что моя игра на барабанах не становится лучше.
Однако некоторые учителя не давали мне пощады. Например, учитель истории, мистер Хьюз-Геймс.
День и ночь из бунгало мистера Хьюз-Геймса рядом со спортивными площадками доносился пронзительный визг его пойнтеров, Тоски и Бида. Они были красивые, пятнистые, сероглазые, и мистер Хьюз-Геймс баловал их, как детей. Он держал их фотографии в серебряной рамке на своём столе, и многие мальчики считали мистера Хьюза-Геймса немного эксцентричным. Поэтому я был потрясён, когда понял, что мистер ХьюзГеймс считает меня странным. Что может быть более странным, сказал он мне однажды, чем британский принц, не знающий британской истории?
Дело было не только в том, что я ничего не знал об истории своей семьи: я не хотел ничего знать.
Мне нравилась британская история
Отстаньте!
Всё это достигло апогея в один прекрасный день, когда мистер Хьюз-Геймс говорил о
Чарльзе Эдуарде Стюарте или Карле III, как он себя называл. Претендент на престол. У мистера Хьюз-Геймса было твёрдое мнение об этом парне. Пока он делился им с нами, в горячей ярости я смотрел на карандаш и пытался не уснуть.
Внезапно мистер Хьюз-Геймс остановился и задал вопрос о жизни Чарльза. Ответ был несложным, если предварительно почитать. Но никто не знал ответа.
Смех.
Я опустил голову. Другие мальчики, конечно же, знали, что я член королевской семьи. Если они забудут хотя бы на полсекунды, мой вездесущий телохранитель (вооруженный) и полицейские в форме, разбросанные по территории, будут более чем счастливы напомнить им. Но зачем мистеру Хьюз-Геймсу было кричать об этом с крыш? Зачем было использовать это многозначительное слово — родственник? Семья объявила меня ничтожеством. Запасным. Я не жаловался, но зачем было мне об этом напоминать? Гораздо лучше, на мой взгляд, не думать о некоторых фактах, таких как главное правило королевских путешествий: папа и Уильям никогда не могут лететь одним рейсом, чтобы одновременно не погибли первый и второй в очереди на трон. Но всем было наплевать, с кем я путешествовал; Запасного можно не щадить. Я знал это, знал своё место, так зачем стараться изо всех сил его изучать? Зачем запоминать имена прошлых запасных? Какой в этом смысл?
Более того, зачем прослеживать моё генеалогическое древо, если все следы ведут к одной и той же отрубленной ветви — мамочке?
После занятий я подошел к столу мистера Хьюза-Геймса и попросил его больше так не делать.