Запасной

Однажды мы снимали, как ветеринар метал дротик в большого слона-быка, а затем надевал ему на шею следящий ошейник. Но дротик лишь задел прочную кожу слона, и тот бросился бежать.

Майк крикнул: Хватай камеру, Спайк! Бежим!

Слон продирался сквозь густой кустарник, в основном по песчаной тропе, хотя иногда тропы не было. Мы с ветеринаром старались держаться его следов. Я не мог поверить, что животное двигалось с такой скоростью. Он прошёл восемь километров, затем замедлился и остановился. Я держался на расстоянии, а когда ветеринар догнал меня, я увидел, как он всадил в слона ещё один дротик. Наконец большой зверь упал.

Через несколько мгновений Майк с рёвом подъехал на своем грузовике. Отличная работа, Спайк!

Я еле дышал, руки на коленях, весь в поту.

Майк в ужасе смотрел на меня. Спайк. Где твои ботинки?

О, да. Они остались в грузовике. Не успел их надеть.

Ты пробежал 8 километров... по кустам... без обуви?

Я рассмеялся. Ты велел мне бежать. Как ты сказал, в армии меня приучили исполнять приказы.

28

ПРЯМО НА ВСТРЕЧЕ НОВОГО, 2009 ГОДА, в сети появилось видео.

Я, курсант, тремя годами ранее, сижу с другими курсантами.

В аэропорту. Может быть, на Кипре? Или, может быть, в ожидании вылета на Кипр?

Видео было снято мной. Убивая время перед вылетом, дурачась, я обвёл объективом группу, сказал несколько слов о каждом парне, а когда подошёл к своему товарищу и хорошему другу Ахмеду Раза Кану, пакистанцу, я сказал: О, наш маленький паки...

Я не знал, что "паки" — ругательное слово. Я рос и слышал, как многие люди используют это слово, и никогда не видел, чтобы кто-то вздрагивал или морщился, никогда не подозревал их в расизме. Я также ничего не знал о бессознательном предубеждении. Мне был 21 год, я жил в изоляции и привилегиях, и если я вообще что-то думал об этом слове, то думал, что оно похоже на "осси" (австралиец). Безобидное.

Я отправил отснятый материал своему однокурснику, который готовил видеоролик к концу года. С тех пор он распространялся, перелетал с компьютера на компьютер и в конце концов попал в руки человека, который продал его газете News of the World.

Началось горячее осуждение.

Все говорили, что я ничему не научился.

Я ничуть не повзрослел после нацистского костюма, говорили они.

Принц Гарри хуже, чем дурак, говорили они, хуже, чем тусовщик — он расист.

Лидер Тори осудил меня. Глава кабинета министров выступил по телевидению, чтобы публично устроить мне взбучку. Дядя Ахмеда осудил меня на Би-би-си.

Я сидел в Хайгроуве, наблюдая за этим фурором, и едва переваривал происходящее.

Офис отца принёс извинения от моего имени. Я тоже хотел принести извинения, но придворные посоветовали воздержаться.

Не лучшая стратегия, сэр.

К чёрту стратегию. Мне было плевать на стратегию. Меня волновало, чтобы люди не считали меня расистом. Мне не хотелось, чтобы меня считали расистом.

Прежде всего, я заботился об Ахмеде. Я связался с ним напрямую, извинился. Он сказал, что знает, что я не расист. Ничего страшного.

Но это было не так безобидно. И его прощение, его милость только ухудшили моё самочувствие.

29

ПОСЛЕ ТОГО, КАК ОБСТАНОВКА НАКАЛИЛАСЬ, меня отправили на базу Баркстон-Хит. Странное время для начала лётной подготовки, для начала любой подготовки. Мои врождённые слабые способности к концентрации никогда не были слабее. Но, возможно, сказал я себе, это и лучшее время. Я хотел скрыться от человечества, бежать с планеты, а поскольку ракета была недоступна, возможно, подойдет самолёт.

Однако, прежде чем я смогу забраться в самолёт, армия должна была убедиться, что у меня есть всё необходимое. В течение нескольких недель они прощупывали мое тело, исследовали мой разум.

Они пришли к выводу, что я не наркоман. Они даже удивились.

Кроме того, несмотря на видеоролики об обратном, я оказался не полный дурак.

Итак... приступаем.

Моим первым самолётом будет "Светлячок", сказали они. Ярко-жёлтый, с фиксированным крылом, один пропеллер.

Простая машина, по словам моего первого лётного инструктора, сержанта-майора Були.

Я сел в самолёт и подумал: Правда? Мне он не показался простым.

Я повернулся к Були, внимательно посмотрел на него. Он тоже не был простым. Невысокий, крепкий, он воевал в Ираке и на Балканах и должен быть непростым человеком, учитывая всё, что он видел и через что прошёл, но на самом деле он, казалось, не страдал от последствий своих боевых походов. Напротив, он был очень мягким.